На самом деле все было значительно сложнее. Несмотря на декларируемую бескомпромиссность, Трумэн сознавал, что американское общественное мнение не настроено на крупный вооруженный конфликт с Советским Союзом по поводу Берлина. Это подтверждали его гражданские и военные советники.
Так, начальник штаба армии генерал О. Брэдли в разговоре с Клеем выразил мнение, что американский народ не разделяет стремления нести ответственность за Берлин в случае угрозы возникновения там войны. По его мнению, в создавшейся ситуации наиболее целесообразным было бы «наше собственное заявление об уходе и тем самым сохранение престижа, чем если бы пришлось уходить оттуда под давлением нависшей угрозы». Причина подобного заявления во многом обусловливалась скептицизмом американских военных в отношении возможности эффективной обороны Берлина в случае возникновения крупного военного конфликта.
Такую же точку зрения во многом разделяли и союзники США. В середине апреля американское посольство в Лондоне сообщило, что британские лидеры считают: уход западных держав из Берлина – это лишь вопрос времени. Одновременно они предложили в качестве будущей столицы Западной Германии выбрать город Франкфурт. В свою очередь и французы считали, что утрата Берлина не станет особой трагедией, и предостерегали своих союзников от слишком рискованных действий по берлинской проблеме.
Непоследовательность позиции и наличие многочисленных противоречивых мнений по берлинской проблеме привели к тому, что США так и не успели разработать четкий план действий на случай чрезвычайной обстановки в Берлине. Поэтому временное приостановление всех грузовых и пассажирских перевозок, введенное советскими властями 24 июня 1948 г. и означавшее не что иное, как начало полномасштабной блокады, вновь застало США врасплох. Это произошло даже несмотря на то, что уже 12 июня советская военная администрация под предлогом ремонта закрыла автомобильный мост через Эльбу.
Введением полномасштабной блокады Западного Берлина Советский Союз хотел если не помешать, то по крайней мере замедлить процесс появления на европейской карте возрожденного германского государства, которое неизбежно должно было встать под знамена Запада. При этом осуществление блокады, по мнению Москвы, не несло особого риска возникновения войны – сохранялась возможность в случае необходимости сделать обратный ход. Однако этот кризис, как любой другой, таил в себе возможность непредвиденных и опасных ситуаций.
С началом блокады соединения и части ВВС Группы советских оккупационных войск в Германии были приведены в состояние повышенной степени боевой готовности. Эта степень, естественно, не означала приказ открывать огонь по транспортам недавних союзников, но в ведущих столицах мира этого не знали: там царили напряженность и страх перед неизвестным будущим. Работала логика эскалации конфликта – уступки, компромиссы, отступление в этих условиях напрочь исключались обеими сторонами. Для американцев это означало бы полную компрометацию их новой европейской политики, являвшуюся для них важнейшим послевоенным приоритетом.
Генерал Клей и его политический советник Мэрфи настаивали на жестком противостоянии Москве, вплоть до применения военной силы. Фактически их позиция заключалась в решимости идти до конца, не останавливаясь даже перед угрозой развязывания третьей мировой войны между СССР и западными державами.
В Вашингтоне вновь развернулась острая дискуссия в отношении путей выхода из кризиса. Ряд политических и военных деятелей исходил в своих рекомендациях из военно-стратегической целесообразности пребывания в Берлине. Другие руководствовались преимущественно политическими соображениями. Первые опасались, что жесткое выполнение взятых на себя обязательств вынудит США развернуть значительный военный потенциал в Европе, что одновременно резко повысит риск развязывания войны на относительно малом и крайне уязвимом для обороняющихся участке территории. Эта позиция в обобщенном виде была выражена адмиралом У. Дихи, главой президентского аппарата, который записал в своем дневнике следующее: «Американская военная позиция в Берлине безнадежна вследствие явной недостаточности необходимой силы. Было бы предпочтительней для будущего США уйти из Берлина».
Подобную точку зрения разделяли многие высокопоставленные военные деятели в Вашингтоне, включая министра армии Роялла, так же как и некоторые советники генерала Клея. Сторонники другой точки зрения исходили из того, что США не могут оставить Берлин без непоправимой «потери лица» на международной арене. Наиболее ярыми адвокатами этой точки зрения были Клей и Мэрфи. Согласно мнению Мэрфи, подобный исход стал бы новым «Мюнхеном 1948 года». Оба были готовы, если потребуется, на решительный вооруженный прорыв советской блокады, не задумываясь о последствиях такого шага.
В первые же дни блокады Клей неоднократно призывал Вашингтон одобрить его намерения и довести их до сведения Кремля. К середине июля военный штаб Клея разработал подробный план по прорыву блокады военной силой, который включал не только проведение конвоя до места назначения, но и, в случае необходимости, бомбардировку советских аэродромов в Восточной Германии, а также нанесение ударов по советским войскам, задействованным в блокаде. Более того, серией приказов он попытался организацию и время проведения этого конвоя поставить под свой личный контроль. Дело могло принять драматический оборот.
Однако против этих намерений высказался ряд авторитетных американских политиков. Американский посол в Москве Б. Смит предупредил, что любая попытка осуществления вооруженного конвоя станет вызовом для престижа СССР с непредсказуемыми последствиями, и если на первых порах приведет к «небольшой перестрелке», то затем быстро может перерасти в крупный вооруженный конфликт.
В Вашингтоне многие военные деятели разделяли подобную точку зрения, поэтому в первую же неделю кризиса Клею запретили высказываться на тему о возможности возникновения войны из-за Берлина.
Однако по мере развития берлинского кризиса в Вашингтоне сложилось достаточно единое мнение, что уход из Берлина станет непоправимым ударом по престижу США.
Выход из «Берлинского тупика»
Оптимальное решение из создавшейся тупиковой обстановки в отношениях между странами Запада и СССР по вопросу Берлина было неожиданно подсказано самой жизнью. В первые дни кризиса генерал Клей в качестве временной меры для доставки продовольствия в западные сектора Берлина прибегнул к использованию транспортных самолетов. И это неожиданно оказалось эффективным. В конечном счете был выбран именно этот вариант, хотя в тот момент никто в Вашингтоне не был уверен, что для преодоления кризиса этого окажется достаточно. Мало кто верил, что воздушный мост сможет длительное время бесперебойно обеспечивать жителей западных секторов Берлина всем необходимым. К примеру, представители американских ВВС на заседании Совета национальной безопасности 15 июля пренебрежительно отозвались о воздушном мосте как о полумере.
Но уже 22 июля на заседании того же Совета национальной безопасности генерал Клей безапелляционно гарантировал эффективность воздушного моста. В ходе обсуждения проблемы было принято решение об увеличении воздушных поставок, которое начало реализовываться немедленно. Только за один день, 18 сентября 1948 г., американские и английские военно-транспортные самолеты доставили 7 тыс. тонн продовольствия, горючего, снаряжения и др. И все же, несмотря на большой объем перевозимых грузов, жители Западного Берлина по-прежнему испытывали значительные трудности, особенно в связи с нехваткой топлива в зимний период.
