«Вы хотите обезопасить свою страну, и это понятно. Но этого же хочет и Куба; все страны хотят себя обезопасить. Но как же нам, Советскому Союзу, нашему правительству оценивать ваши действия, которые выражаются в том, что вы окружили военными базами Советский Союз, окружили военными базами наших союзников, расположили военные базы буквально вокруг нашей страны, разместили там свое ракетное вооружение?
Это не является секретом. Американские ответственные деятели демонстративно об этом заявляют. Ваши ракеты расположены в Англии, расположены в Италии и нацелены против нас. Ваши ракеты расположены в Турции.
Вас беспокоит Куба. Вы говорите, что беспокоит она потому, что находится на расстоянии от берегов Соединенных Штатов Америки 90 миль по морю. Но ведь Турция рядом с нами, наши часовые прохаживаются и поглядывают один на другого.
Вы что же, считаете, что Вы имеете право требовать безопасности для своей страны и удаления того оружия, которое Вы называете наступательным, а за нами этого права не признаете.
Вы ведь расположили ракетное разрушительное оружие, которое Вы называете наступательным, в Турции, буквально под боком у нас. Как же согласуется тогда признание наших равных в военном отношении возможностей с подобными неравными отношениями между нашими великими государствами? Это никак невозможно согласовать.
Поэтому я вношу предложение: мы согласны вывезти те средства с Кубы, которые Вы считаете наступательными средствами. Согласны это осуществить и заявить в ООН об этом обязательстве.
Ваши представители сделают заявление о том, что США со своей стороны, учитывая беспокойство и озабоченность Советского государства, вывезут свои аналогичные средства из Турции.
Давайте договоримся, какой нужен срок для вас и для нас, чтобы это осуществить.
И после этого доверенные лица Совета Безопасности ООН могли бы проконтролировать на месте выполнение взятых обязательств.
Разумеется, от правительства Кубы и правительства Турции необходимо разрешение этим уполномоченным приехать в их страны и проверить выполнение этого обязательства, которое каждый берет на себя. Видимо, было бы лучше, если бы эти уполномоченные пользовались доверием и Совета Безопасности, и нашим с вами – США и Советского Союза, а также Турции и Кубы. Я думаю, что, видимо, не встретит трудностей подобрать таких людей, пользующихся доверием и уважением всех заинтересованных сторон.
Мы, взяв на себя это обязательство с тем, чтобы дать удовлетворение и надежду народам Кубы и Турции и усилить их уверенность в своей безопасности, сделаем в рамках Совета Безопасности заявление о том, что Советское правительство дает торжественное обещание уважать неприкосновенность границ и суверенитета Турции, не вмешиваться в ее внутренние дела, не вторгаться в Турцию, не представлять свою территорию в качестве плацдарма для такого вторжения, а также будет удерживать тех, кто задумал бы осуществить агрессию против Турции как с территории Советского Союза, так и с территории других соседних с Турцией государств.
Такое же заявление в рамках Совета Безопасности даст американское правительство в отношении Кубы. Оно заявит, что США будут уважать неприкосновенность границ Кубы, ее суверенитет, обязуются не вмешиваться все внутренние дела, не вторгаться сами и не предоставлять свою территорию в качестве плацдарма для вторжения на Кубу, а также будут удерживать тех, кто задумал бы осуществить агрессию против Кубы как с территории США, так и с территории других соседних с Кубой государств.
Находящиеся на Кубе средства, о которых Вы говорите и которые, как Вы заявляете, Вас беспокоят, находятся в руках советских офицеров. Потому какое-либо случайное использование их во вред Соединенным Штатам Америки исключено.
Эти средства расположены на Кубе по просьбе кубинского правительства и только в целях обороны. Поэтому если не будет вторжения на Кубу или же нападения на Советский Союз или других наших союзников, то, конечно, эти средства никому не угрожают и не будут угрожать. Ведь они не преследуют цели нападения»
.
Текст этого письма Председателя Совета министров СССР был передан в американское посольство в 17.00. Однако напряженность момента была настолько высокой, что Хрущев принял решение одновременно передать его на английском языке по московскому радио.
Несмотря на примирительный характер письма Хрущева, ответ Белого дома был достаточно сдержанным, если не сказать жестким. Вопрос об американских ракетах в Турции выводился за рамки переговоров на том основании, что проблемы безопасности Западного полушария и Европы не взаимосвязаны. Подчеркивалось, что решение всех других проблем возможно только после урегулирования Карибского кризиса.
Пространство для компромисса, однако, явно расширилось.
Но вскоре этот с таким трудом налаживаемый переговорный процесс едва не был сорван. В этот день было зафиксировано восемь нарушений воздушного пространства Кубы американскими самолетами. Кубинские зенитчики сбили один из истребителей Ф-104, летевший на малой высоте. В тот же день над Кубой был сбит самолет У-2, совершавший разведывательный полет. Летчик майор ВВС США Р. Андерсон погиб. Решение на уничтожение самолета было принято генерал-лейтенантом С.Н. Гречко, заместителем командующего ГСВК по ПВО. Самолет, летевший на высоте 21 км, был сбит первой же ракетой С-75 (ЗРК «Десна») дивизионом под командованием майора И. Герченова, который нес боевое дежурство в районе города Банес
.
Генерал армии И. Плиев во время доклада о происшествии пришел в ярость: накануне он запретил открывать огонь без его личного разрешения. Однако, по свидетельству генерал-майора в отставке Л.С. Гарбуза, заместителя ГСВК по боевой подготовке, также высказавшегося за уничтожение самолета, «решение на пресечение полета определялось оперативно-стратегической необходимостью не допустить получения руководством США сводных разведданных о ракетной группировке». В войсках тогда доминировало мнение: высадка американского десанта на остров неизбежна.
Как бы то ни было, об инциденте надо было докладывать в Москву. Министр обороны маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский, узнав о случившемся, сдержал свой гнев. Его обратная шифротелеграмма содержала только одну фразу: «Вы поторопились».
Но реакция Хрущева была значительно более острой.
Сначала он думал, что самолет сбит самими кубинцами, и в шифротелеграмме Кастро, посланной 28 октября, в достаточно резкой форме обвинил в этом кубинские ПВО. Затем он решил, что самолет сбит советскими войсками, но по личному указанию Кастро.
Инцидент действительно мог иметь самые серьезные последствия. Президент США и его советники пришли к выводу, что все эти действия являются звеньями одной продуманной стратегии Москвы, свидетельствующей о намерении Хрущева занять самую жесткую позицию, вплоть до развязывания войны.
Д. Раск вспоминал, что все члены исполнительного комитета были крайне обеспокоены «возможностью того, что Хрущев может ответить полномасштабным ядерным ударом; что он может находиться в такой ситуации, что не способен контролировать свое собственное Политбюро, независимо от того, какими являются его личные взгляды…»
