Решение о применении военной силы
Споры о необходимости военного вмешательства в чехословацкие дела развернулись в Москве в июле 1968 г.
2 июля на заседание Политбюро был вызван посол Червоненко.
По мнению Червоненко, Дубчек и Черник не имели никаких планов борьбы с правыми. Далее советский посол сделал вывод: «Теперь уже ни для кого не секрет, что существует второй центр. В него, бесспорно, входят такие деятели, как Кригель, Цисарж, Славик и другие».
Посол, однако, был осторожен, оценивая целесообразность использования военной силы. Настаивая на выводе войск, расквартированных в Чехословакии под предлогом учений стран Варшавского Договора, он говорил, обращаясь к членам Политбюро: «Войска нужно сейчас выводить, так как в этой ситуации присутствие наших войск народ не поддержит. Сейчас отношение к нашей армии очень хорошее. Но если мы оставим сейчас войска, все обернется против нас»
.
Большинство участников заседания с выводами Червоненко не согласились. Подгорный, Шелест, Андропов настаивали на том, чтобы советские войска в ЧССР оставить. Правда, Подгорный высказал определенные сомнения, желая, чтобы предпринятые меры хоть в какой-то степени соответствовали нормам международного права. Его поддержал Косыгин. Сторонником жестких и быстрых действий был Громыко, доказывавший, что время работает против советских интересов. «Теперь уже ясно, очевидно, что нам не обойтись без вооруженного вмешательства», – заявил он.
Сам Брежнев не торопился: «Важно нам уяснить четко сейчас, не ошибаемся ли мы в оценке событий в Чехословакии. От этого будут зависеть все наши меры»
.
На следующий день, 3 июля, Политбюро продолжило свое заседание. Так долго заседания длились лишь в условиях острой кризисной ситуации. Брежнев начал его с информации о своих консультациях с Кадаром. Судя по «рабочей записи», последний выступил как сторонник военного вмешательства в чехословацкие события.
Кадар утверждал: обстановка складывается таким образом, что «придется, очевидно, оккупировать Чехословакию. Если потребуется, мы пойдем на это без сомнения»
.
В перерыве заседания Брежнев позвонил в Варшаву Гомулке и, вернувшись, сказал членам Политбюро, что «товарищ Гомулка согласен с мерами, которые мы предпринимаем, в частности с письмом, и сообщил, что они обсудят это на Политбюро и подготовят соответствующее письмо от себя чехам». Гомулка согласился провести планируемое совещание руководства компартий в Варшаве
.
Оттягивание военного решения чехословацкой проблемы было во многом следствием колебаний самого Брежнева.
С самого начала кризиса, предчувствуя неизбежность его силового решения, он не хотел выступать инициатором этого шага.
Советский лидер ждал, что к этому нелегкому решению его подтолкнут сами события, другие люди.
В целом причины, склонявшие советское руководство на применение силы в отношении суверенного государства, условно можно свести к двум группам: геополитические (военно-стратегические) и политико-идеологические. Среди специалистов до сих пор нет единства в том, какие из них приобрели решающее значение при окончательном решении о вводе войск.
Уязвимость или утрата одного из партнеров по Варшавскому Договору воспринимались кремлевской элитой чем-то вроде прорыва «внешнего кольца» социалистического лагеря. Одно дело – отстаивание Дубчеком демократических принципов и даже «гуманной» версии социализма внутри социалистической системы, и совсем другое – вывод чехословацких вооруженных сил с территории страны из-под советского контроля.
Военно-политическое руководство СССР в качестве повода для ввода войск в Чехословакию ссылалось на концентрацию войск НАТО летом 1968 г. у ее границ. Однако, как отмечал В.В. Загладин, «все эти передвижения не превосходили ситуаций, которые уже существовали в прошлом, и не давали повода для подобных выводов».
«То, что ФРГ не концентрирует ударные силы на границе, можно было убедиться по спутниковой информации», – замечал по тому же поводу не менее информированный в то время А.Е. Бовин
.
У Ростоу, советник президента США Л. Джонсона по вопросам национальной безопасности, утверждал: «Мы изо всех сил стремились избежать впечатления, что поощряем происходящее в Чехословакии, все начинания ее партии и правительства»
.
«Единственный раз, – вспоминал Ростоу, – мы выразили протест после того, как их пропаганда заявила, будто чехам помогает ФРГ и НАТО. Раек пригласил Добрынина и сказал ему: «Это неправда, и вы знаете, что это не так – это нужно прекратить»
.
Американцы опасались, что какое-либо вмешательство в события в ЧССР могло быть расценено как нарушение ялтинского раздела сфер влияния, а это подорвало бы шансы на успех намного более важных для них переговоров об ограничении стратегических вооружений.
Окончательная позиция США по этому вопросу была зафиксирована в послании американского президента Л. Джонсона Л.И. Брежневу от 18 августа, где подтверждалось намерение Вашингтона не вмешиваться в ситуацию в ЧССР ни при каких обстоятельствах.
Однако решающую роль в окончательном решении Москвы ввести войска в Чехословакию сыграли политико-идеологические причины – опасение перед распространением демократизации на соседние социалистические страны. Эрозия социалистической системы в Чехословакии могла стать началом конца гегемонии СССР в Центральной и Юго-Восточной Европе.
В попытке оправдать вмешательство во внутренние дела суверенного государства, КПСС и другие братские партии использовали тезис, ставший в дальнейшем краеугольным камнем так называемой «доктрины Брежнева»: нынешний кризис – это не внутренняя проблема Чехословакии. Речь идет о месте ЧССР в социалистическом лагере и международном коммунистическом движении. Возможный отход Чехословакии от согласованной линии нарушит «существующую в Европе расстановку сил и может привести к обострению международной напряженности»
.
Важную роль в решении о силовом разрешении чехословацкого кризиса сыграла в целом благоприятная позиция других стран Варшавского Договора.
В апреле 1968 г. в Международном отделе ЦК КПСС была подготовлена специальная справка по этому вопросу. В ней отмечалось, что лидеры ГДР, Польши, Болгарии и в меньшей степени Венгрии «рассматривают чехословацкие события как непосредственную угрозу своим режимам, опасную заразу, способную распространиться и на их страны».
В беседе с советскими официальными лицами руководители ГДР, к примеру, все чаще высказывали соображения о «целесообразности оказания коллективной помощи со стороны братских партий руководству ЧССР вплоть до применения крайних мер» для обеспечения социалистических завоеваний, если обстоятельства этого потребуют
.
Первый секретарь ЦК ПОРП В. Гомулка выразился еще более жестко: «Мы не можем потерять Чехословакию. Не исключена возможность, что за ней мы можем потерять и другие страны, такие как Венгрия и ГДР. Поэтому мы не должны останавливаться даже перед вооруженным вмешательством. Я уже раньше высказывал мысль и сейчас не вижу другого выхода, как ввести силы Варшавского пакта, в том числе и польские войска, на территорию Чехословакии. Лучше это сделать сейчас, позднее это нам обойдется дороже»
.
