…Вы легли на живот и убрали клыки…
В.Высоцкий.
Часть первая
Глава первая
В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое сентября тысяча девятьсот девяносто девятого года Москва хранила спокойствие. Злые языки утверждали, правда, что оно очень похоже на паралич, а самые злые пророчили третий взрыв, при том этой ночью, так как весь день все органы власти рапортовали, что ситуация — под контролем, бояться нечего. Довод злых языков казался весомым, поскольку это же самое столь же бодро звучало и накануне второго взрыва, на Каширском шоссе, который стал ещё более смертоносным, чем первый, заливший кровью Печатники. Тем не менее, москвичи не запаниковали, прельстившись, видимо, перспективой отправиться в иной мир не как доведётся, а под контролем. Ночь к фатализму располагала — лил дождь, выл ветер. Прожорливая и хитрая смерть по имени Гексоген могла не бояться, что кто-то сквозь барабанную дробь воды услышит её шаги под своими окнами или встретится с ней глазами, даже если она прижмётся лицом к стеклу в дождевых потоках. Мало кто сомневался в том, что она ещё не насытилась и что вой сирен патрульных автомобилей, призраками скользивших по пустым улицам, аппетита ей не испортят.
Во второй половине ночи один из призраков, белый «Форд Кроун Виктория» с буквами ППС, вырулив на Садовое кольцо с Нового Арбата, затормозил напротив жилого дома. Под его узким карнизом стояла, спиной прижавшись к стене, стройная блондинка на шпильках, одетая недвусмысленно: чулки, юбка выше колен, обтягивающая блузка. На плече у неё висела прямоугольная сумочка, во рту тлела длинная сигарета. При виде Форда глаза курильщицы сузились. Элегантно взяв сигарету средним и указательным пальцами и слега округлив красивые губы, она пустила дым кольцами. Содержимое Форда почти минуту не подавало признаков жизни. Потом стекло его правой передней двери скользнуло вниз, и глазам блондинки предстало до тошноты знакомое ей лицо под низко надвинутым козырьком фуражки. Виднелся так же погон с сержантскими лычками. Хищно глядя на девушку, но не узнавая её сквозь стену дождя, сержант пробасил:
— А ну-ка, поди сюда!
— Да пошёл ты, — отозвалась блондинка. Вытянув вперёд руку, она щелчком метнула окурок в сторону Форда. Прицел был взят вполне точно, но порыв ветра отнёс окурок далеко в сторону.
— Ты был прав, она самая. Ишь ты, на стрижку денег добыла! — сказал сержант своему коллеге, сидевшему за рулём. Затем он опять обратился к девушке:
— Привет, Оля! А я тебя не узнал.
— Зачем же остановился? Думал, твоя жена тут стоит?
— Ты хорошо сделала, что сменила причёску. Чёлка тебе идет. Без чёлки ты чем-то напоминала Натали Портман. А я её ненавижу.
Ольга гортанным звуком изобразила, что её рвёт. Её собеседник натянуто рассмеялся. Напарник что-то сказал ему.
— Сигаретку дай, — попросила Ольга, боясь, что они внезапно уедут.
— Ишь чего захотела! А уколоться тебе не дать?
— Уколоться дочке своей оставь. Она это дело любит.
— Откуда знаешь?
— Мне ли не знать, если мы с ней вместе сосём?.
— Дура ты, — обиделся страж порядка, — а я хотел тебя прокатить!
— Отвалил бы ты, — предложила Ольга, поняв, что курево ей не светит.
— Мы бы тебе взаправду ширнуться дали, если бы ты не была такой грубиянкой.
— Я говорю — отъехай. Народ пугаешь.
— Какой народ при таких делах? Очумела, что ли? Москва как вымерла. Даже кошки попрятались.
— Господа офицеры, вы меня знаете, если свистну — Москва подскочит и оживёт. А Борька здесь будет через секунду.
— Что он нам сделает, Борька твой?
— А он твоему полковнику свистнет, тебя попрут из ментов. Другая работа тебе не светит — дебилов только в менты берут, и дочке твоей в натуре придётся сосать с проглотом. Твоя жена не оплатит ей институт, поскольку жена у тебя — овца тупорылая.
— Ну а это откуда тебе известно? — спросил сержант и что-то шепнул водителю — вероятно, предполагаемый ответ своей собеседницы.
— Кто ж ещё за барана замуж пойдёт? — произнесла Ольга, пожав плечами. Видимо, именно эти слова услышал водитель от своего напарника, так как они оба захохотали. После чего стекло поднялось, и «Форд», буксанув задними колёсами в луже, сорвался с места и с затихающим рёвом умчался вдаль. Проводив его взглядом, Ольга шепнула:
— Мразь!
Ей понравилось, как звучит это слово. Она огляделась по сторонам, и, топнув ногой, заорала во всю мощь лёгких всему огромному городу, который уже пять лет давил её ощущением каменной безысходности:
— Мразь! Мразь! Мразь!
Грохочущим шаром перекатившись через Садовое, крик души миновал «Белград», со звоном ударился о высотки ростовской набережной, вернулся и троекратным эхом потряс Смоленский бульвар, на котором Ольга стояла. Она поёжилась. Мёртвый город дразнит её, раскрыв во всю ширь слюнявую, чёрно-жёлтую пасть — сама, мол, такая!
Ветер пронизывал до костей. Подышав на пальцы, Ольга достала из сумочки предпоследнюю сигарету и закурила. Дымок приятно щекотнул ноздри. Жёлтое зарево над Москвой то вспыхивало, то меркло. Быть может, по проводам, питающим фонари, неровно шёл ток, а быть может, у Ольги уже просто темнело в глазах от холода и усталости. Неподвижно стоять, прижавшись лопатками к ледяному бетону, было китайской пыткой. Карниз спасал от дождя с горем пополам, да и то тогда-лишь, когда не дул во всю силу ветер. До Форда напротив Ольги остановился только чёрный «Опель Омега». Из него свистнули.
— Свистни в …, — предложила Ольга. Будь дело днём, ей бы не пришлось и рот открывать, чтоб Опель отчалил. Хватило б одного взгляда. От её взгляда пятились крокодилы в киевском зоопарке, куда она любила ходить, когда жила в Киеве. Это было ещё до школы.
После второй затяжки Ольга с тоскою глянула на часы, висевшие возле МИДа. Они показывали два двадцать. Пальцы невольно сплющили фильтр. Неужто только двадцать минут назад было ровно два? Они издеваются, эти дьявольские минуты! Нарочно еле ползут. Тогда почему же годы летят — чем дальше, тем быстрее, словно вагоны, набирающего ход поезда? В них уезжают навсегда люди, которых знала. Хорошие, плохие, — важно ли это? Они — из прошлого. Оттуда, где живёт счастье.
Перелетев через тротуар, окурок уплыл по бурной реке, струившейся вдоль бордюра. Спустя минуту остановилась «Волга» — такси. Раздался гудок. Располагай Ольга хоть четырьмя сигаретами, чёрт её бы из-под карниза не выволок. Но уж чего не было, того не было. И она, матеря Оксанку, свою сестру, которая приучила её курить, шагнула под хлёсткий дождь. Он прыгнул ей на спину диким зверем и так пронял, что сердце заныло. Когда она подошла к такси, пассажир, сидевший рядом с водителем, опустил стекло. Это был здоровый чеченец лет тридцати пяти, с горбоносым наглым лицом, узкими глазами и угловатой челюстью. На его бычьей шее сияла массивная золотая цепь. Из кармана чёрной жилетки, надетой поверх того же цвета рубашки, торчал мобильник с длинной антенной, а на запястье правой руки, которую пассажир положил на стекло, полыхал браслет цены необыкновенной — россыпь сапфиров и бриллиантов на цельном золоте. Ольга при виде этой вещицы окаменела, вытаращив глаза. Насмешливо наблюдая за нею, чеченец опустил руку и хриплым голосом произнёс:
