— Ольге вспомнилось вдруг, как она прервала Рамиля словами: «Хватит под дурака косить!», как он поглядел на неё, и какие мысли пришли ей в голову. То, что сказал Серёга, не совпадало с ними, но представлялось более убедительным. Разливая по рюмкам остатки водки, Ольга спросила:
— А как узнать, сколько она стоит? И как найти покупателя?
— Покупатель сам нас найдёт, если мы промедлим. Тогда нам будет очень фигово.
— Нам будет ещё фиговее, если мы предпримем хоть один шаг, хоть на миллиметр высунемся наружу с этой дискетой! Нас тут же грохнут.
— Да уж, это точно, — сказал Серёга.
— Так как нам быть?
— Нам нужен посредник, который сумеет всё разузнать и грамотно провернуть это дело.
— Мать твою драть! За это возьмётся только самоубийца или скурившийся недоумок вроде тебя.
— За это возьмётся тот, у кого есть крыша, — проговорил Серёга, гася окурок.
— Вот идиот! Да какая крыша спасёт того, кто хочет продать компромат на Кремль?
— Если это действительно компромат на Кремль, в чем я уверен процентов на 95, то спасёт только одна крыша — кремлёвская.
— Что за бред?
— Нет, это не бред. Внутри гоп-компании, которую ты подразумеваешь под словом «Кремль», есть конфликт интересов.
— Откуда ты понабрался этих премудростей?
— От Кирилла. Короче, там есть разные люди с разными интересами, работающие на разных хозяев.
— Ну, и что дальше? Где взять посредника? Ты знаком с человеком, который прямо участвует в этих играх?
— Нет, — признался Серёга после короткого размышления, вероятно, перебрав в памяти всех своих корешей, — но Кирилл, возможно, знаком.
— Достал ты своим Кириллом! Кто он такой?
Обдумывая ответ, Серёга выпил полрюмки водки. Последний оставшийся помидор он уступил Ольге. Та его съела. Осушив рюмку. После чего закинула одну ногу на подоконник и повторила вопрос:
— Так что за Кирилл?
— Кирилл Фроликов. Мы с ним знаем друг друга с детского сада.
— Вы ещё там друг друга познали?
— Его отец занимает высокий пост, — продолжал Серёга, — не помню где. То ли в министерстве каком-то, то ли в госдуме. А это кое-что значит.
— Насколько ты ему доверяешь?
— Сложный вопрос. Процента на полтора. Но это неважно. Главное — то, что я его знаю. А у него есть связи даже в администрации президента, если не брешет. Он точно сможет закинуть удочку в нужный омут.
— И не отдать тебе рыбку, — вставила Ольга.
— Рыбку с ним разделить придётся.
— Это дураку ясно. Ты объясни мне другое. Допустим, у нас в руках компромат на какую-то нереально крутую личность. Допустим, мы нашли покупателя. Где гарантия, что он нас не грохнет? Как твой Кирилл нас обезопасит? Он — всего-навсего сын какого-то там начальника. Этот самый начальник может, ботинки чистит той нереальной личности!
— Если мы предложим дискету тому, кому она угрожает, нас точно грохнут. А если мы, например, предложим её какому-нибудь богатому аферисту, шанс выжить есть. А зачем ему от нас избавляться? Лишние хлопоты. А миллиона полтора долларов — это для него то же, что для тебя — пятьдесят рублей. Отдаст, не задумываясь. Я знаю такого кекса. Все его знают.
— И кто же он?
— Борис Березовский. Слышала о нём?
— Да, — отозвалась Ольга, — это человек страшный.
— Это человек умный. Кирилл считает его великим.
— Ольга, зевнув, взяла сигарету и начала катать её между пальцами, сонно глядя в окно. За ним белела заря. Город наполнялся шумом моторов.
— Моего шефа тоже звать Боря, — вспомнила Ольга, — он тоже хитрый. Может, ему позвонить?
— Вот дура! Да через четверть часа после того, как ты ему позвонишь, мы будем в наручниках! Всех, с кем ты хоть как-то хоть на одну минуту пересекалась возьмут сегодня за горло. Не сомневайся. Нам нужен только Кирилл. Как только он просечёт, какими деньгами пахнет — горы начнет сворачивать. Это точно.
— Какой процент он возьмет?
— Откуда я знаю?
— Так может, я натурой с ним рассчитаюсь? Если, конечно, ты его не ревнуешь.
И Ольга пьяно захохотала. Косо взглянув на неё, Серёга спросил:
— Ты чёрту с огненным членом за три копейки дашь?
— Это тебе что-ли?
— Нет, я бы не взял. Не люблю бандеровских шлюх.
— Как ты догадался откуда я? Изумилась Ольга.
— Когда ты говоришь о деньгах, у тебя акцент пробивается.
— А когда ты говоришь о своем Кирилле, у тебя штаны рвутся. Ты — гомик. Я ненавижу гомиков! Презираю!
— Ладно, я пошёл спать, — произнёс Серёга, и, встав, напомнил, — чтоб к телефону не прикасалась! Квартиру вычислят мигом.
— Кого ты учишь, сучонок? Ты понимаешь кого ты учишь?
— Жадную и тупую тварь.
— Ты хочешь ругаться? А тебе плохо не станет?
— А у тебя второе ухо не вздуется?
— Ты ещё за первое не ответил. И если я тебе про него не напоминаю, — это не значит, что ты можешь быть спокоен за свою жопу.
Махнув рукою, Серёга поплёлся в комнату. Ольга, гордая тем, что последнее слово осталось всё же за ней, опустила ноги, выпила его водку и закурила. Солнце ещё не всплыло над крышами. Но его лучи уже пронизали небо. Под окнами раздавался шорох метлы по асфальту. Вспомнив услышанный ещё в детском саду анекдот про дворника, который сбивал с ритма весь Париж, Ольга рассмеялась, встала, качаясь, выплюнула окурок в мусорное ведро и пошла к Серёге. Сумки под тумбочкой уже не было. В комнате царил полумрак. Оконные занавески были задёрнуты. Нарушитель дорожных правил и уголовного кодекса тихо спал на диване, свернувшись под одеялом. Предметы его одежды были разбросаны по всей комнате. Ольга, не раздеваясь, легла с ним рядом и задалась вопросом: Сбежала бы она с сумкой, если бы та все ещё лежала на прежнем месте, или осталась бы? Не сумев сделать выбор, она сочла себя заболевшей чем-то тяжелым. И с этой мыслью уснула.
Глава четвёртая
Ольге снится: идёт она с полной сумкой долларов по Москве, и вдруг, откуда ни возьмись — мент: «Документики предъявите!». А у неё — украинский паспорт и никаких других денег нет, кроме долларов. Отдала сто зелёных. Мент исчезает. Подваливает второй, с теми же словами. Сумка становится легче ещё на одну купюру. А за вторым возникает третий. Глотая слёзы, Ольга опять достаёт сто долларов. Четвёртый уже ни слова не говорит. Просто тянет руку. Ольга решает поймать такси. Оглядевшись с ужасом видит — менты бегут к ней со всех сторон. Становится очередь за деньгами. До горизонта — одни сплошные фуражки.
