— Чего? Испуганно спросил Мельников, отдёрнув руку от двери.
— Если ты и «Тойоту», гад, разобьёшь, — я тебе «Оку» выделю. Ясно?
— Да.
— Пошёл вон отсюда!
— Знаете, Каравчук, вчера замминистра…
Один из трёх телефонов, стоявших на генеральском столе, негромко заулюлюкал. Определитель назвал семь цифр. Генерал снял трубку.
— Алло! Я как раз хотел вам звонить.
— Поехали в «Гаучо», — сказал Мельников, выйдя с Агеевым в коридор и захлопнув дверь, — Прохоров сейчас со всеми козлами всё утрясёт. Он это делать умеет. Только за это я и терплю его в управлении.
Глава семнадцатая
Из нереального далека дополз до ушей Серёги щебечущий телефонный звонок и плотно увяз в них, делаясь громче. Второй звонок вдавил в оба полушария мозга острую боль. Казалось, что их пробуравливает зазубренная игла. Сжав зубы, Серёга сделал попытку разомкнуть веки. Но они были как— будто склеены. Угнетала не только боль, но и мысль: пошевелюсь, вырвет. На четвёртом звонке он всё же открыл глаза. Свет по ним царапнул гвоздём. К великому счастью, он пробивался в комнату сквозь ткань шторы. Но телефон был просто убийственен, и, когда он, наконец, смолк, Серёга от наслаждения застонал.
Тошнота усиливалась. Рванувшись как из цепей, Серёга вскочил. Его зашатало. И вдруг он обмер. В его руке, которую он поднял, чтоб взяться за стену, был пистолет! «Парабеллум». Серёга минуты две смотрел на него глазами пойманной рыбы. Потом скосил их на шкаф. Заветная дверца была открыта. В ней торчал ключ.
Серёге стало всё ясно. Он точно помнил, что выпил только две рюмки водки, а не бутылку. Стало быть, Ольга попотчевала его клофелином, после чего нашла ключ и ушла с добычей, любезно вложив в его руку то, чем ему только и оставалось воспользоваться в сложившейся ситуации. Телефон опять зазвонил. Идя к нему со слезами на побелевших щеках, Серёга случайно заглянул в шкаф, и — снова остолбенел. Второй пистолет и сумка были на месте.
Не веря своим глазам, Серёга нагнулся, приоткрыл сумку. Дискета. Деньги. Шесть пачек. Верхняя вскрыта. Ну, да! Он сам её вскрыл, чтоб взять двести долларов… Это было уже какое-то сумасшествие. Положив «Парабеллум» в шкаф, Серёга захлопнул дверцу и подошёл к телефону. Медленно поднял трубку.
— Да!
— Ты чего, придурок, там вытворяешь? — спросил Кирилл.
— Да ничего. Сплю.
— Спишь, сука? А кто там стрельбу устроил?
— Какую? Где?
— Ты правда не в теме?
— Нет.
Кирилл смачно выругался. Он ехал в машине.
— По радио только что сообщили, что сорок минут назад в Сокольниках перестрелка была какая-то нереальная. Просто битва! Несколько трупов!
— Который час? Перебил Серёга.
— Без пятнадцати два.
— Дня?
— Белые ночи бывают только на севере. Тебе снился сон, что ты уже там?
Пока Кирилл говорил, Серёга припомнил утренние события. Значит, Ольга пошла к метро. На встречу с Кристиной. Встреча должна была состояться в час. Сейчас — почти два. Ольги нет. И сорок минут назад была перестрелка. Тихо и глубоко вдохнув, Серёга спросил:
— Кирилл, а где конкретно стреляли?
— Возле метро, потом — на Стромынке где-то.
— Стало быть, Ольгу взяли, — сказал Серёга настолько спокойным голосом, что Кирилл удивился. Помолчав он заметил:
— Что-то уж больно круто брали её.
— Нормально. Слушай, ты можешь ко мне заехать?
— Да, хорошо, минут через десять буду, — сказал Кирилл и ушёл со связи.
Впервые в жизни Серега обрадовался размеру своей квартиры. Будь прихожая чуть пошире, он бы до туалета не добежал. Тошнило его мучительно. К ванной он потащился, держась за стенку. Глаза изнутри жгло что-то зелёное. В голове, казалось, торчал топор, а мысли напоминали стадо овец, которые разбрелись по полю и тупо блеяли — каждая на свой лад. Прополоскав рот и умывшись, Серёга сунул башку под струю ледяной воды. Спустя некоторое время овцы заговорили человеческими голосами. Послушав их, Серёга закрутил кран и, вытерев голову, пошёл в комнату.
Двор и улица, на которые он взглянул, отодвинув штору, с виду были безлюдны. Эта безлюдность и тишина, привычные жителям Второй Боевской, показались ему какими-то неестественными, зловещими. А ещё у него появилось чувство, что листья, кружащиеся над нагретым асфальтом, и солнце, перекатившееся на западную часть неба, это — мотыльки и фонарь, почему-то спутавшие день с ночью. Но вот послышался шум мотора, и во двор влетел синий Форд Кирилла.
— Из-за девчонки битва была, сообщил Кирилл, как только Серёга открыл ему.
Они сели к кухонному столу, закурили.
— Менты пытались её отбить у каких-то бандитов в масках. Не вышло.
— Это по радио ты услышал?
— Да. А ещё сказали — разыскивается Ольга Ткачёва, двадцать пять лет, такая-то внешность. На фиг ты её выпустил?
— Да тут знаешь, что было? — крикнул Серёга и в двух словах рассказал, что было. Кирилл невесело усмехнулся.
— Держись, Серёга. Твоё единственное оружие — наглость. Ты должен убедить их, во-первых, в том, что ты — идиот — ну это не трудно —, а во-вторых, — в том, что дискета — у твоего сообщника. У тебя должна быть предельно наглая и тупая рожа. Только тогда у нас дело выгорит.
— Знаю, знаю! Не надо воду толочь, у нас мало времени. Что ты выяснил?
Кирилл бросил окурок в форточку.
— Этот самый Рамиль Юсупов был телохранителем президента Чечни, Джахара Дудаева. После его смерти стал полевым командиром. Геройски сражался с нашими. В августе девяносто шестого года брал Грозный. С девяносто седьмого торчал в Москве в качестве представителя Мовлади Удугова. В общем, Серёга, нанёс ты мощный удар по международному терроризму. А за одно — по тем, кто сидит за красным забором. Ты просто перевернул корыто, из которого они жрали. Смею тебя уверить — ни один грешник в аду не захочет поменяться с тобой местами, если ты вдруг попадёшь к ним в лапы.
— Ясно, проговорил Серёга. Ольга жива ещё, как ты думаешь?
— Разумеется. Они с ней приедут к тебе. Как следует соберись, иначе — размажут. Кости переломают! Что ты им скажешь?
— Да что скажу? Дискета — у друга. Я — наркоман, придурок. Хотите — режьте, мне терять нечего, смерти я не боюсь.
Кирилл был доволен.
— Миллион долларов требуй. Ни в коем случае не сбавляй. Напирай на то…
— Кирилл, а где кейс?
Этот вопрос Кирилла встревожил.
— Кейс? Какой кейс?
— Ну, который я подарил тебе на день рождения, помнишь?
— Дома, в шкафу лежит. А чего?
