— Сказал всех, значит всех! Прицепился, как на грех. Дознаватель паршивый.
— Он уверен, он нам уже говорил, — твердо перебил кто-то из троицы. — С момента открытия двери, ведущей в предбанник закулисья, и до половины шестого Михаил Александрович безотлучно сидел на проходной. Он лично выдал жертве ключ и уверен, что это было в районе четырех. С тех пор и до времени убийства за ней зашли рабочий сцены Остапенко, управдел Воробьев, прима-балерина Дуленко, солистка оперы Литвиненко-Вольгемут, рабочий сцены Мелехов и… самое интересное — туда же прошмыгнул неопознанный субъект, которого Михаил Александрович не успел проверить, поэтому записал просто «спина в куртке». — К разговору подключился и третий голос: — В коричневой кожанке, если быть точным, но этого в журнале не написано. Когда зрительный зал закрыт — а он был закрыт, — пройти за сцену, минуя проходную, невозможно. Выходит, наш убийца или затаился и сидел за кулисами еще с вечера, что маловероятно, или… упомянут в журнале. Вот список. — Воцарилась пауза, достаточная, чтобы указать типу на нужные фамилии. — Шестеро подозреваемых. Но, например, балерину Дуленко я бы вычеркнул.
— Уж больно хороша? — усмехнувшись, перебил тип.
— Ну… — докладчик смутился, но быстро взял себя в руки. — Вскрытие подтвердило удушение. Наш убийца должен обладать большой силой. У хрупкой танцовщицы попросту не хватило бы физических возможностей. А вот у спины в куртке — хватило бы. Мы полагаем, что это был Горленко-младший. По крайней мере, одежда совпадает и, как вы уже видели в отчете, именно его студенческий билет — кстати, просроченный и не сданный вовремя администрации учебного заведения, — нашли на полу предбанника сцены ребята из угрозыска.
— Не нравится мне это, — с досадой хмыкнул тип. — Шесть человек за кулисами, у вахтера все отмечено, а убийце хоть бы хны. Не ждет, пока останется наедине с жертвой, не переживает, что записан в журнал… Почему свидетели не слышали и не видели ничего подозрительного? Надо еще раз поговорить со всеми из этого списка. И надо установить четко, как жертва попала на такую высоту — не взлетела же она туда на эту палку с фонарями…
— Штанкету с софитами, — осторожно поправил еще один шинельный.
— Одна чертовня, — отрезал тип. — И надо устроить повторный обыск у жертвы в костюмерной и дома. В отчете угрозыска одно предложение: ничего подозрительного. А где, простите, перечень? Я сам могу решать, что подозрительно, а что нет. Дел невпроворот, а тут еще и Горленки со своими секретами. Не нравится мне это!
Коле услышанное тоже совсем не нравилось. В дверь, ведущую к сцене, он действительно заскакивал — кто ж виноват, что она прямо по курсу и так и манит. Но как только понял, что ошибся, побежал куда следует. Морской же ясно говорил про узкую лестницу, ведущую вверх, а полутемный пахнущий свежей стружкой холл не упоминал. И вахтер все это время не обращал на Колю никакого внимания, потому что беседовал с журналистами у окна. Не видел вахтер Колину спину! Или же тогда пусть признается, что и грудь тоже видел, когда Коля через минуту обратно из предбанника этого злополучного выскакивал. А то сплошная почва для подозрений…
— Что здесь происходит? — На проходной раздался голос дяди Ильи.
— ОГПУ, — представился настырный тип, видимо, снова показывая корочку. — Пришли, Илья Семенович, из-за убийства на вверенной вам территории. Поступил сигнал, что события связаны с вопросами государственной безопасности.
— Да. Знаю. Дело может иметь отношение к процессу над СОУ — Союзу освобождения Украины, поэтому нужно проявить особую бдительность. Но я держу ситуацию под контролем и в помощи извне не нуждаюсь. — Дядя Илья говорил приветливо и, вместе с тем, очень твердо, показывая, что слова наглого собеседника ему не указ. Подумаешь, ОГПУ! Ну и что, что непосредственно Москве подчиняется? НКВД УССР, хоть и не от центра работает, все равно тоже контора влиятельная!
— В помощи вы, насколько я понимаю, не только не нуждаетесь, но и видите угрозу для своего племянника, правда? — вкрадчиво поинтересовался противный тип.
— Если вы внимательно читали отчет, то знаете, что мой племянник выполнял ответственное секретное задание, был на посту, поэтому и оказался поблизости от убийства. Предотвратить, увы, не смог. Зато есть шанс, что поможет найти убийцу. На пять часов у него есть твердое алиби, поэтому угрозы ваши неоправданны.
«В какой-то мере он говорит правду», — мелькнуло в мыслях у Коли.
— Послушайте, инспектор Горленко, — тип, кажется, начинал закипать. — Государственная безопасность — наше дело. Вас допускают к нему по ошибке. Я, конечно, не вправе запретить вам проводить НКВДшное расследование, но имею все полномочия привлечь вас как свидетеля и потребовать показаний.
— Нет, не имеете. Я об этом утречком уже позаботился. Вот, читайте приказ. Руководство — наше с вами общее руководство, вот фамилия, вот подпись — пошло мне навстречу и, раз уж я занимался театром раньше и знаю, что делаю, мне разрешено довести свой эксперимент до конца без вмешательства посторонних лиц. И, да, я пытаюсь обелить своего невиновного племянника. Вы поступили бы иначе? У меня есть неделя. А пока — покиньте помещение.
Воцарилась пауза, сопровождающаяся шорохом, будто кто-то передавал туда-сюда измятый лист бумаги.
— Вот как! — севшим голосом проговорил тип через время. — Из-за ваших интриг я должен терять неделю и свежие следы… Хорошо, я вас понял. Сейчас, так уж и быть, мы уйдем. Но предупреждаю, если хоть одна улика будет уничтожена или хоть один свидетель даст ложные показания, я вам спуску не дам. Сгною без всяких приказов. Я давно за вами наблюдаю, инспектор Горленко, и ваши методы мне противны. Не только в данном конкретном деле, а вообще. Учтите, вы мне очень не нравитесь.
— Я не первомайский салют, чтобы всем нравиться, — послышалось в ответ. — А про мои методы… Хм… Почему вам можно, а нам — нет? Вы ведь работаете точно так же…
— Мы, в отличие от вас, работаем с предателями Родины! — отрезал тип и громко хлопнул дверью.
Николай вжался в холодный снег, чтобы не быть замеченным вышедшими на улицу ОГПУшниками. Спустя мгновение он различил неопределенное бормотание дяди Ильи:
— Ишь, раскомандовался! Эй, а он хоть журнал не забрал? Складывается ощущение, что он хотел захапать наши улики… Подозрительно интересуется он этим делом, между прочим. Мишель, ау! Я к тебе обращаюсь! Журнал на месте? Вот и хорошо. Хм… А что, мой Колька правда не выходил из предбанника? Говорит, выскочил сразу, как заскочил. Ты, видимо, не слишком-то смотрел… Что мычишь? Пытаешься себя так обелить, шельма?
Дальше Николай уже не слушал. Проследив, что ОГПУшники скрылись за углом, он спрыгнул с козырька и, совершенно ошарашив безумного вахтера и дядю Илью, ввалился на проходную.
* * *
— Сидел на козырьке и все слышал? Опять? А я и забыл про эту благодать для шпиона… — пробормотал дядя Илья, а потом вдруг вспылил: — Не академиковский театр, а балаган натуральный! Кто угодно приходит, кто угодно все слышит, кто угодно убивает кого угодно… А вот мне, может, нужно позвонить. Дело государственной важности. В кабинете у нас прослушка ОГПУ, это я вам как пить дать гарантирую. Но и тут, выходит, никакой приватности… Проходной двор тут у вас на проходной… Так, Мишель! — Коля удивился, увидев искреннее рвение на лице вахтера. — Руки в ноги и лезь чинить дыру в мозаике над козырьком. — Рвения у вахтера сразу поубавилось. Дедуган с подозрением посмотрел на едва виднеющееся далеко вверху застекленное мозаикой пространство.
