Морской рассуждал вслух, перебирая листочки блокнота. Лариса, взобравшись с ногами на деревянный сундучок, рассматривала рисунки вместе с ним, Ирина отрешенно смотрела за окно, а Света с Колей тем временем уже взялись за дело: с еще большей тщательностью обыскивали костюмерную. Замочных скважин кругом была уйма, но ни одна к ключу не подходила.
— Знать бы точнее, что мы ищем, — вздохнула Света, пытаясь всунуть ключ в слишком маленькую скважину на спине заводного плюшевого мишки.
— Элементарно! — чихая, прокричал Коля из какого-то сундука. — Ищем что-то, что открывается ключом или заводится им. Сундук, шкатулку, чемодан, почтовый ящик, дверцу шкафа, будильник, — по мере перечисления, он говорил все менее уверенно и бодро.
— Элементарно! — передразнила Света.
— Николай, — решительно перебил Морской, — вы от поисков отстраняетесь. Вы вообще от всего сейчас отстраняетесь, потому что обязаны написать этот ваш рифмованный текст. Нам статью сегодня сдавать.
— Да знаю я! — мгновенно скис Николай. — Но он не пишется. Я и так его, и эдак. И из старых записей что-то составить пробовал — глухо. Не могу я поэзию под заказ клепать!
— А вы постарайтесь! — иногда Морской бывал ужасным грубияном.
Николай обиженно хмыкнул, тем не менее, от обыска отвлекся и, встав рядом с Ириной, тоже мечтательно уставился за окно.
— Светлана, вы тоже отвлекитесь, пожалуйста, — осторожно позвал Морской. — Нино́, конечно, негодяйка, мистификатор, любитель эпатажа и гротеска, но никак не сумасшедшая. Она не могла думать, что, получив ключ, мы найдем подходящий ему замок, перебирая все эти бесчисленные шкатулки и сундуки… Раз все остальное было описано в рисунке, значит и местонахождение замка тоже зашифровано в нем. Сейчас нам нужно рассуждать логически. Смотрите, что я установил. Этот блокнот Нино́ завела, когда Фореггер начал ставить «Футболиста». Тут и реквизит, и костюмы, и какие-то зарисовки из других сфер — Нино́ много подрабатывала. Черт ногу сломит. Но! Вот эти четыре композиции нарисованы на последних листках блокнота. Он еще и до середины не использован, зачем рисовать с конца? Возможно, чтобы обратить на них внимание стороннего зрителя. Тем паче, каждая страничка подписана числами. И числа эти, если вдуматься, совпадают с датами последних дней перед смертью Нино́… Рисунок про ключ и Галюню, например, если верить подписи «122», сделан 12 февраля. Давайте изучим получше эти четыре листочка!
Присутствующие чуть не стукнулись лбами, дружно кинувшись к блокноту. Картинка номер раз представляла уже разгаданную танцовщицу Галюню. Картинка номер два — тоже от 12 февраля — была подписана многообещающим сокращением «нем. гимн.» и украшена характерной, знакомой всем по газетным публикациям схемой идеального соцгорода, строительство которого развернули неподалеку от Харькова вокруг будущего тракторного завода. Картинка номер три была сделана 13 февраля (132) и представляла собой очень качественный карандашный городской пейзаж, изображающий угол дома с удивительными круглыми окнами и лепниной в виде языков пламени над карнизом второго этажа. Рама подвального окна была исписана мелкими буковками, в которых, если присмотреться, читалось многократно повторенное незатейливое слово «тут». И, наконец, картинка номер четыре — 14 февраля (142) — забавный шарж, изображающий что-то похожее на широкую пляжную кабинку для переодевания, в которой одновременно может находиться много человек. Из-за угла листа выглядывала любопытная козья морда. Никакой реки при этом рядом не было. Зато была… Нино́, стремительно проносящаяся в своем развевающемся пальто-капе куда-то за спину переодевающимся.
— Ну и как все это понимать? — обращаясь почему-то к потолку, с укором спросил Морской. — Нино́, мне что, сеанс спиритизма устраивать, чтобы тебя выругать и расспросить?
— Мысль неплохая, — хмыкнула Ирина. — Но для начала давай разыщем слова немецкого гимна, поймем, что в нем связано со строительством поселка ХТЗ, и узнаем, что нам хочет сказать второй рисунок. На нем, по крайней мере, есть от чего оттолкнуться.
— Кто со мной? — оживился Николай. — С ближайшей оказией рвану на стройку ХТЗ… Проведу разведку. Когда про немецкий гимн все сообразите, как раз уже будем знать, какая там на стройке обстановка.
— Сначала стих! — безапелляционно отрезал Морской.
— И лучше начинать с того, что ближе. Я бы сходила сейчас на площадь, — заявила Светлана и очень удивилась, что никто не понимает почему. — Как? Вы что, раньше перед ветеринарным институтом никогда не ходили?
Оказалось, что, конечно, ходили, просто имели там совсем другие потребности, потому вспомнили зарисованное заведение не сразу. До строительства Госпрома небольшая площадь у ветеринарного института была покрыта остатками древнего булыжника и пересекалась двумя или тремя ямами-оврагами. В ямах среди неясного мусора сновали красивые хищные кошки. По булыжнику, выискивая проросшую в щелях траву, бродили облезлые тощие козы. А в самой дальней части площади, аккурат, получается, под нынешним плакатом с товарищем Сталиным в полный рост, примостилось удивительное по своей архитектуре заведение общественного пользования. Оно предназначалось для справления насущной нужды прогуливающихся по парку граждан, но при этом не имело ни пола, ни потолка. Да-да! Нино́ нарисовала никакую не кабинку для переодевания, а стоявший раньше прямо перед нынешним Госпромом весьма неудобный общественный туалет. В просвет между стенкой и полом всегда было видно обувь самых разнообразных фасонов, а отсутствие крыши демонстрировало возвышающиеся над стеной верхушки котелков, шляп или просто растрепанных шевелюр. Другой такой конструкции в природе не существовало, так что ошибиться было сложно. На рисунке изображалась площадь перед Госпромом.
— Нино́ великолепна! — восхитилась Ирина. — Для постороннего глаза на рисунке какая-то карикатура — люди переодеваются перед купанием в разгар зимы, ха-ха. А для тех, кто знает, что ищет подсказку, сразу ясно — зашифрован Госпром. По крайней мере, в него идет изображенная на карикатуре Нино́.
— Мы ищем замочную скважину в Госпроме? — ужаснулся Морской. — Это хуже, чем иголку в стоге сена. Душа моя, вы, как обычно, меня пугаете…
— Как обычно? — переспросила Ирина, недобро щурясь. — Владимир, вы изволите хамить?
— Эй! — вмешалась Света, опасаясь, что напряжение между супругами собьет всех с мысли. — Почему вы все время ссоритесь?
— Не выдумывайте! — фыркнула Ирина. — Все время? Столько мы не видимся. К счастью!
— Ах, значит, к счастью! — Морской тоже надумал встать в позу.
— Перестаньте! Стоп! — громко выкрикнула Света и вдруг добавила совершенно другим тоном: — А я ведь поняла! Давайте разберемся! На площади сейчас кругом растянуты плакаты, — Света указала на нужное место. — На том самом месте, где пробегает ваша Нино́ (это ведь она, я правильно поняла?), висит плакат с призывом обращаться с любыми жалобами и просьбами в общественную приемную Совнаркома. «Обращайся, обращайся и с Наркомом пообщайся!» Вспомнили? Думаю, туда ваша Нино́ и пошла. Зачем иначе рисовать себя на площади перед Госпромом, вместо плаката, предлагающего обращаться в учреждение, недавно в Госпроме открывшееся?
