— Ой, что же я молчу! — всполошилась Ирина и высыпала к материалам дела еще ворох бумаг. — Во-первых, вот я принесла все заметки про премьеру, как вы и просили. А во-вторых, ко мне только что приходила Валюша, секретарша из «Пролетария». Ты говорил, что это очень важно, а телефон в театре не отвечает, поэтому они с редактором Гопнер решили отправить Валечку в местную командировку. В редакцию сейчас пришел целый ворох ответов про дом с круглыми окнами. Люди звонят, оставляют записки на проходной и даже требуют личной встречи с вами. Валя все отсортировала и выбрала три самых часто встречающихся адреса. Вот что значит ответственный человек!
— Вот что значит вовремя сказать девушке комплимент! — возразил Морской.
— Что? Вы опять в своем похабном репертуаре?
Пока Ирина с Морским привычно переругивались, Света с Николаем просматривали принесенные балериной газетные вырезки.
— Как хорошо, что на проходной есть часы! — Дотошная Света и тут нашла деталь, которую остальные не заметили. — Есть у кого-то увеличительное стекло?
— Сию минуту! — раздалось из-за стены. Бабуся Зисля даже не скрывала, что проявляет к происходящему живой интерес.
Зато, сопоставляя время на снимках, удалось выяснить массу подробностей. Например, доказать недобросовестность вахтера Анчоуса. В полпятого его не было на посту, и теперь все не только со слов Коли знали, что вахтер не слишком-то и следил за дверью, а околачивался возле журналистов. Выходит, круг подозреваемых расширялся на глазах…
— А это кто? — Морской оценил идею с увеличительным стеклом и тоже стал рассматривать часы на газетных фото. — На часах ровно пять, Анчоус сидит на вахте, а рядом стоит… Степан Саенко собственной персоной.
— Выходит, у него тоже алиби. Значит, зря мы у дяди его дело запросили?
Морской смутился и принялся объяснять, что запросили все равно не зря, что это ему нужно для работы, что очень просит извинить обман.
— А снимок, где директор Рыбак интервью дает, тоже в пять часов сделан. У директора, стало быть, тоже алиби, — эстафету с изучением снимков переняла Ирина. — О! Тут и Асаф Михайлович был! Без увеличения я его не узнала. Аж на трех снимках в районе без четверти пять стоит прямо у двери. Что ему там делать? Даже странно…
* * *
«Как загадочно устроен мир, — рассуждал Морской, приближаясь через час к зданию НКВД УССР. — Эта мрачная громадина с окнами-бойницами много лет внушала мне тупой страх и нехорошие предчувствия, а нынче вот уже второй раз я добровольно захожу сюда, даже не задумываясь о внутренней тюрьме и легкости, с которой можно там пропасть…» А вслух сказал:
— Добрый вечер, Илья Семенович.
— Один? — Инспектор ожидал на улице у входа.
— Отправил молодежь по делам редакции. Ваш племянник быстро учится. Настолько, что заметку в завтрашний номер я решил не контролировать. Что сделает, то сделает…
— А супругу отчего с собой не взял? Я так вижу, она тоже активно участвует… Радует глаз.
— У нее еще вечерняя репетиция. И режим. Она рано ложится.
Получив временный пропуск, Морской направился к лифту.
— Нет-нет-нет, — окликнул Илья, — работник органов должен быть в хорошей форме, так что лифты у нас работают редко. Сейчас уже не работают.
— Работник органов — понятно. Но журналисту-то за что? — вздохнул Морской.
Кабинет Ильи конечно же располагался на самом последнем этаже.
— Я посмотрел дела подозреваемых, — рассказывал по дороге Илья. — Навел кое-какие справки. Выходит, что убийцей может быть каждый из наших трех подозреваемых. Мотив есть у всех. Возможность, в общем, тоже. Вот например, наш юноша Остапов, оказывается, брат гражданки, что выселила нашу жертву когда-то из квартиры. Казалось бы, тогда костюмерша должна его ненавидеть, а не наоборот. Но там какая-то глупейшая история. Ваша Нино́ добилась выселения сестры Остапова из своей комнаты и… переезжать не стала. Но репутацию гражданочке подпортила. Ее теперь соседи бойкотируют, и на работе песочат на собрании. Чем не мотив для Остапова — отмщение за честь сестры, а?
— Однако! — Морской искренне удивился.
— А что Мелехов весь в долгах, вы знали? Такой крендель за небольшую мзду кого хочешь придушит. Картежник он. А вот еще чудеснейший мотив: вы знали, что гражданка Литвиненко-Вольгемут чуть не погибла год назад на сцене, когда на нее упала декорация? Кто ставил декорацию? Да, правильно, Нино́. Имеется с десяток свидетелей, как та ходила в больницу извиняться. Прилюдно Вольгемут ее простила, но кто знает, не берет ли злость певицу иногда. Особенно когда былая травма, ну, скажем, сильно ноет на погоду… И, кстати, Литвиненко-Вольгемут ужасно близорука и ориентируется на сцене по ощущениям и по привычке. Сечете? Значит, в темноте она отлично справилась бы с целью зайти за занавес и подойти к Нино́.
— Мне кажется, всего этого мало для мотива убийства.
— Мотив, конечно, должен быть глобальный. Я не оставил версию о СОУ. Но я сейчас о личной неприязни, которая, добавившись к мотиву, частенько может стать серьезным делом. У всех троих такой грешок имелся…
— Хочу вас огорчить, круг подозреваемых на самом деле шире. Записи Анчоуса неточны, мы сверились с фото. Да и вообще, вахтер наш много врет. Я, например, изучив стенограмму разговора с ним, узнал, что он зачем-то прячет дату своего увольнения из цирка.
— Как так? — насторожился Илья.
— Анчоус говорил, что уволился 10 декабря 1919 года. Но этой даты в истории Харькова не было! Со временем тогда творилась свистопляска. Те территории, что уже были наши, как вышел декрет, что после 31 января 1918 года сразу наступает 14 февраля, так и придерживались нового стиля. Украинская Рада, хоть и чуть позже, но тоже приняла новый стиль. Деникинцы же из вредности хранили верность старому. Они взяли Харьков в июне 19-го и сразу издали указ, что завтрашний день, то есть 25 июня, положено считать 13 июня в связи с возвращением юлианского календаря. Деникинцев прогнали меньше чем через полгода. Во время отступления белых для горожан было еще 29 ноября и старый стиль, а потом — опа! — в одночасье оно трансформировалось в 12 декабря и новый стиль. В 19-м дат с 30 ноября по 11 декабря в Харькове не было. Все учреждения обязаны были подчиняться декретам. Цирк работал при любой власти, и даты в документах ставил, соответствующие газетным. Я слышал, доходило до смешного: людям не выдавали никаких бумаг, пока те не приносили свежую газету, чтобы было ясно, какое сейчас число. Я все это так подробно знаю, потому что у меня у самого неразбериха с датой рождения… Я вам рассказывал.
— Ну, значит, и на вахтера личное дело тоже закажем-посмотрим. Видать, с кем-то не тем в гражданскую знался, раз прячет дату увольнения… — заверил Горленко.
— У вахтера на 5 часов железное алиби, так что он не виновник, а дезинформатор. А мы должны подозревать не только тех, кто есть в его журнале. Например, удивительным образом у двери на сцену оказался Асаф Мессерер. Он затеял эту суматоху с открытыми классами, он точно был не рад премьере «Футболиста» и он заснят у входа за кулисы за несколько минут до преступления…
