— Это бывший исправительный приют для малолетних преступников, — не моргнув глазом, пояснила Света. — Дальняя часть дома — приют. А вот это крыльцо, да те две комнаты, где занавески на окнах, — это и есть кулишовское логово. Он, когда семью из Одессы сюда выписывал, так и писал: «Банда моя, айда ко мне в логово! Имею отдельное жилище со всеми удобствами!» Про бывший приют он жене своей Тосеньке ничего не сказал. Она так смешно про этот свой переезд всегда рассказывала! Кстати, приют официально бывший, а на самом деле работающий. Воспитатели как знаменитая колония Макаренко под Харьковом в Куряжском монастыре поселилась, все туда и перевелись. А воспитанники взбунтовались и остались тут жить. Кто постарше, ввел самоуправление. Говорят, они всех окрестных беспризорников в узде держат. Милиция вмешиваться не стала, потому что официально новых преступников сюда не поставляют, а старые, как считается, исправились давно.
— Бедные дети… — растерянно вздохнула Ирина.
— Это да, — поддержала Света. — Но как-то выживают. Батька рассказывал, что Микола Гурович добился для них всякого: старших на подработки берут, младших в столовых подкармливают, если они в школу соглашаются пойти. Ну и старых дел никто не отменял. Следите за карманами, как говорится…
— Я про другое, — пояснила Ирина. — Бедные дети Кулиша. У него ведь, я слышала, сын и дочка маленькие… Кем они с такими соседями вырастут?
— Хорошими, умными людьми, которые настоящую жизнь хорошо знают! — отрезала Света резко, но потом смягчилась. — Да и особо волноваться уже нечего. Уезжают они скоро. Микола Гурович тоже квартиру в доме «Слово» получил. Моего батьку уже и на новоселье звали. — Тут Света поняла, что слишком долго толчется на одном месте, и с тоской глянула на окошки с занавесочками. — Неловко мне к ним без батьки идти… Но что поделаешь. И вот еще что… Вы только не обижайтесь, но давайте мы лучше вдвоем с Ириной пойдем? Нехорошо же к знаменитым людям незнакомцев толпами без спросу водить…
Морской с Колей остались в прицерковном скверике, а Ирина отправилась вслед за Светой к загадочному «логову». Света повела себя более чем странно. Свесившись с крыльца, постучала в окошко, радостно зашла в дом, когда скрипучая дверь отворилась, и тут же выскочила обратно, застыв с вытаращенными глазами. Ирина даже испугалась.
— Он работает! — прошептала Света, озираясь так, будто собралась бежать. — Батька всегда говорил, что, если Гурович работает, мешать ему нельзя ни в коем случае.
— Светлана, да где же ты? — Из-за двери выглянула непокрытая женская голова с красиво уложенной по кругу косой. Большие зеленые глаза смотрели строго и даже рассержено. — Заходи! Не напускай стужу в дом! Работает? Ну что ж поделаешь. Тихонько в комнату пройдешь. Что за детские глупости? Будь уж добра, или туда, или сюда!
В конце концов Свету уговорили.
— Понимаете, Тосенька, — взахлеб оправдывалась она уже в комнате, — мне просто батька всегда так красочно это описывал. Вот прихожая между вашими комнатами и общеприютской залой, вот малюсенький проходной коридор, ведущий на кухню, вот в конце коридора за столом при свете настольной лампы сидит Микола Гурович и пишет, порождая новые миры, смеяться или плакать над которыми будут все современники и потомки. «И это волшебство, прервать которое может только бесчувственный чурбан! — говорил батька. — Такой чурбан, как все эти соседи, — слоняются туда-сюда по коридору, то сигаретку просят, то хохочут в зале, то грюкают там у себя дверьми»… И вот, представьте, я к вам захожу и понимаю, что Микола Гурович работает, ему никто не мешает, кроме… входящей меня! Я, стало быть, и есть этот чурбан…
Хозяйка уже не сердилась, а заливисто хохотала над Светиным рассказом.
— Ох, завернул твой батька! Молодец! Ему от нас приветы и здоровья! Ты не волнуйся, если будет нужно, наш Микола наведет тишину. Но вообще он гостям всегда рад. С чем пожаловали-то?
Светлана, спохватившись, представила Ирину и в красках описала случившееся.
— И я подумала, что если кто нас и спасет, то лишь Микола Гурович! — закончила она. За стенкой раздались одиночные овации.
— Старушка, я все слышу! — прокричал Кулиш из коридора. — Кто там так меня восхваляет, и отчего ты утаила от меня гостей?
— Не волнуйся, Микола! — так же громко ответила Антонина. — Это дочка Сергея Френкеля. Хочет искать у тебя справедливости. Мы сейчас обмозгуем это дело, поймем, есть у тебя справедливость или нет, а потом и тебя позовем. Как раз бабуся чай подаст.
Хозяйка говорила тепло и с юмором. Было забавно, что эту бойкую, стройную женщину лет сорока муж называет «старушкой». Из любых других уст это звучало бы обидно, а «старушка» Кулиша было пропитано такой любовью, что Ирина невольно улыбнулась. А между тем никаких радостных новостей не предвиделось.
— Сетка-авоська? С папкой? С документом? — Антонина сокрушенно покачала головой. — Не знаю даже, что тут можно предпринять. Будь там что ценное, уже бы на базар снесли. А так, боюсь, пустили на растопку. Или на сдачу макулатуры понесли. Они у нас сейчас страсть какие общественно-активные. Металлолом сдают, — Антонина кивнула за окно на разобранную часть забора.
В этот момент в комнату зашли два одинаково грязных вихрастых пацаненка — рыжий и черный — и замерли в дверях. Хозяйка не обратила на них никакого внимания.
— Есть, конечно, шанс, что ребята догадались про значимость документа и оставили его для обмена. Вот только на что менять?
— Простите, — не выдержала Ирина. — В комнате какие-то мальчики. Вы тоже это видите?
— Ах, да, — отмахнулась хозяйка. — Мы разрешаем им сюда ходить. У нас, как вы видите, для разнообразия и пущего художественного эффекта одна стена не достает до потолка, потому мальчишки из любопытства вечно подглядывали в ту дыру, — Антонина показала рукой под потолок. — Чтобы они не завалили стену и чтобы не особенно пугаться, мы разрешили им заходить в эту комнату без спроса. На самом деле быстро привыкаешь.
Мальчишки еще какое-то время потоптались, почему-то особенно пристально разглядывая Светлану, а потом молча ушли.
— Знаете что? — вдруг предложила Антонина. — У меня есть на обмен ботинки Миколы. Возможно, мальчишки захотят обменять папку на костюм. Ботинки новые совсем и размер подходящий. Микола будет счастлив, что я их с пользой отдала.
— Я все слышу! — раздалось из-за стены.
— Я знаю! — рассмеялась Антонина и перешла на шепот: — У него очень маленькая ступня, и он всегда носит обувь на два размера больше. Приходится подкладывать газеты. Тут я достала подростковые ботинки. И что вы думаете? Он их ненавидит! Стесняется, что слух пойдет, мол, у Миколы мелкая нога… Вот я и думала, куда бы их пристроить…
Тут в комнату снова вошли мальчишки. На этот раз трое. Два прежних и один постарше. Возможно, даже старше Светы. В руках он нес… сетку Силио с папкой!
— Эта? — спросил старший у маленького, указав на Свету.
— Она самая, — твердо сказал мальчуган.
