– Игорь, ты ведь не хочешь к нашим выходить? – спросил меня Толя, когда мы двигались колонной и появилась возможность поговорить.
– Скажем так, не больно рвусь.
– Я так и понял, – кивнул Черный, – беги, ты же сможешь, я знаю! Ты ведь давно говорил, что здесь ты пропадешь, что тебе хотелось бы пожить нормальной жизнью. Я тебя не понимал, признаю, но вот сейчас, кажется, начинаю.
– Ты чего, сержант, охренел? Вас же кончат сразу. Один я никуда не уйду.
Самое смешное, вышли мы уже через сутки. Оказалось, что со всеми нашими блужданиями и диверсиями мы совсем близко подошли к фронту. Это только в кино возвращающиеся из вражеского тыла бойцы с боем прорываются к своим. На деле же… Шли, шли и вдруг:
– Руки в гору, оружие на землю! – И откуда ни возьмись куча солдат, и даже два танка.
Генерала приняли как родного, пофиг, что он где-то месяц шлялся. А вот нам как-то сразу поплохело. Еще и сержант учудил.
– Сообщите командованию фронта, что вышли бойцы, которые по радио авиацию на мост наводили из тринадцатого склада. – Тут-то нами и занялись.
– А может, сразу в Москву позвонить, товарищу Сталину? – ехидно спросил какой-то петух, особист, что ли?
– Это было дело фронтового уровня, так что товарищ Сталин наверняка в курсе. Можете и ему сообщить…
Дальше нас немного помяли. Объясняли, что совсем дезертиры охренели, идут внаглую, да еще и именем великого вождя прикрываются. Про то, что мы вышли с оружием в руках, причем целым арсеналом, ни слова. У генерала, что нас взял в «плен», кстати, вообще оружие было через одного, пустые как барабаны шли. Так мы и попали.
Повезло нам в одном – к стенке не поставили. За это спасибо надо сказать как раз генералу. Как-то придя на наш допрос, как раз меня и допрашивали, тот попросил, чтобы нас отправили дальше, вдруг что ценное расскажем. Я только подтвердил его слова, сказав, что знаем мы очень много, ведь бывали везде, всю Белоруссию обежали.
По этапу мы попали в Воронеж. Тут еще был тыл. Местные следаки работали спокойнее, чем на фронте, видимо, не так и много у них было той работы.
– Итак, почему вы пошли на службу к врагу? – Но по десять раз один вопрос задавать они тоже умели.
– Гражданин следователь, ну, сколько можно? – я действительно уже задолбался отвечать одно и то же. Еще на первых допросах я нанес на их карты все расположения немецких войск, какие только знал. А память у меня такая же, как и зрение. Да еще ведь и при нас были карты, а кстати, не зажал ли их генерал, а то ведь, может, и оставил себе, вот нас и трясут.
– Что спрашивать, решать не тебе. Вопрос повторить?
– Да лучше просто забейте на хрен, все легче будет! – А я погляжу, как вы задолбаетесь меня плющить.
– Ну, зачем так грубо, есть и другие методы, – улыбнулся следак и вдруг крикнул: – Терехин!
В допросную влетел здоровяк под метр девяносто, но с пузцом, покушать, видно, не дурак.
– Слушаю, товарищ капитан!
– Предатель искупаться желает, помоги…
Блин, а вот дышать под водой я не мог. Убедился в этом почти сразу, как нырнул головой в деревянную бочку с тухлой противной водой. Я просто начал умирать. Уж не знаю, как бы тут вышло, ожил бы или нет, ждать и узнавать это я не пожелал. Ведь это не ранение, что может затянуться. Воздух кончится и… Силушки было до фига, поэтому просто рванул руки в стороны, вертухаи удержать не смогли, а я уже вынырнул. Два удара каждому, не на смерть, так, выключил только, и я уже возле двери. Та оказалась заперта снаружи, пришлось постучать. Видимо, тут был какой-то условный стук в ходу, так как не успел я даже в сторону отойти, как дверь распахнулась, и в нее влетели еще два конвоира с автоматами наготове.
– Эй, вы чего? – спросил я, а мне уже орали, чтобы лег на землю. Да хрен вам, надоело! Уйдя прыжком чуть в сторону, закрыл второму сектор обстрела и прыгнул на стоящего первым. Четыре или пять пуль вошли в грудь, но дотянулся до охранника и опустил ему на голову кулак. Обмякнув, тот завалился на пол, но и я уже падал вслед за ним.
Сколько прошло времени, убей, не знаю. Видимо, сердечко-то у меня не остановилось, раз лежу в каком-то помещении, а не под землей. Ощупав себя, надо же, опять все в порядке, задумался. Как вылезать из этой передряги, но так, чтобы не убить кого-нибудь из своих же? Ведь как ни думай, но убивать не хотелось даже этих упырей следаков с конвойными. Они же не виноваты, что им такую работенку подогнали, а главное, не они ведь пытки придумывают. Но уходить надо, и лучше куда-нибудь подальше. За границу? А почему бы и нет, только куда? Европа под Гитлером, до Австралии хрен доберешься, Штаты или Южная Америка? А что, всегда хотел побывать в Аргентине. О, дверь открывается.
Увидев то, во что превратили Яхненко, резко передумал о том, что не буду убивать своих. Похоже, этим козлам, что выбивают из людей дух, жить осталось немного. Нас не трогали сутки, за это время Серега пришел в себя, и я чуток обрадовался, он просто сильно избит, но вроде ничего не сломано, хотя, может, внутренностям кранты…
– Как ты?
– Нишеко, – прошипел Серега, – што, комантир, немшы не шмогли поймать, так шфои шапьют?
– Да, это я виноват, – сжал кулаки я.
– А ты-то пошему?
– Надо было там, в лесу, когда нас арестовали, раскидать этих голодных окруженцев да уходить!
– Как ше ты праф пыл, кокта не хотел фыхотить к шфоим…
– Держись, ты только скажи, ты – со мной?
– Нафсекта!
– А если я предложу тебе уйти? – И, видя, что Серега хочет сказать что-то не подумав, добавил: – Вообще уйти!
– Фоопще это кута? – мой товарищ смотрел мне прямо в глаза.
– Вообще – это с войны. Уехать совсем из этой страны.
– Это как ше? А как ше пить этих паскутных фрицеф?
– По-моему, это нас скоро забьют, причем свои же…
– Ишфини, комантир, не потумал, – Серега склонил было голову, но тут же поднял ее. – А как ше парни?
– Вот и я пока думаю именно о них. Сам-то давно бы ушел, тебя вот смогу теперь прихватить, а как остальным помочь…
– А они тут рятом. Я с ними шнащала пыл, это потом сюта закинули.
– Так это же хорошо. А сержант тоже там?
– Нет, еко кута-то уфолокли в перфый тень, польше не фители еко, – Серый опять уронил голову на грудь.
– Блин, дали бы хоть чуток отлежаться, чтобы ты силенок набрался.
– Та уж. Мне пы просто оттохнуть шуток, я так-то ф порятке.
– Ох и говор у тебя теперь, – засмеялся я, – чего, все зубы выбили?
– Пару фыплюнул, а отин фроте проклотил, ясык прошто прикусил. Они меня ф почку какую-то сасунуть хотели, а я не тался.
После этих слов он и сам заржал, я едва успел ему рот рукой закрыть, а то придется раньше времени срываться.
