Алкоголь расслабил мои бедра и заставил разжать кулаки, и после лет тревожного и нервного определения границ свобода ощущалась невероятно. Здорово было мочиться в проулке между домами, стоя голыми ступнями в появляющейся луже. Здорово было падать лицом вниз на траву или серый ковер в моей квартире. Здорово было прыгать на диване, сдирая фланелевую рубашку с бедер и обвязывать ею собственную голову.
Выпивка разрешила мне делать то и быть тем, кем я хотела. Основная часть моей жизни состояла из бесконечного «Куда ты хочешь пойти на ужин? – Не знаю, а куда хочешь ты?» Но если говорить начистоту, это были просто слова. Я хотела тако
[49] прямо сейчас. Я хотела сигарет прямо сейчас. Я хотела Матео прямо сейчас. И самое безумное заключается в том, что часто ты получаешь то, что просишь.
Думала ли я, что у нас с Матео что-то серьезное? Да бросьте. Я была не настолько глупой. Да, я хотела этого, но контролировала свои подростковые желания. Знала, что мы не «встречаемся», что бы это слово ни значило (выражение из прежней эпохи, как и «иметь постоянного возлюбленного» или «вступить в отношения»). Мы не использовали даже фразу «завести интрижку». Это просто было. У нас с Матео что-то было. Пока не перестало быть чем-то.
После ночи, когда у нас был секс, Матео появился у моей двери. На мне была полосатая фланелевая пижама, в которой я тонула. Одежда для похмелья, одеяло, которое можно надеть. Я сидела, скрестив ноги, на диване, в то время как Матео расхаживал перед аквариумом. Он все время дергал себя за вьющиеся волосы. Ему надо было сказать что-то, и он не был уверен, как это сделать, но сказать следовало. ОК, дело было вот в чем. Была одна девушка. Мы оба знали ее. Девушка а-ля Вайнона Райдер, с глазами Бэмби и в конверсах. Он и та девушка как бы типа встречаются сейчас. И он хотел, чтобы я знала, что я классная, и ночь была классной, но вот такая штука. Такая проблема.
– Понимаю, – сказала я ему. – Прекрасно понимаю.
– Правда?
Он выглядел настолько благодарным, и я была так счастлива увидеть счастливым его. Я просто протянула руку – и это разрушило всю неловкость между нами и вернуло прежнюю гармонию времен гримерной. Все было круто.
После того как он ушел, я позвонила Анне и разрыдалась.
Я начала зависать с парнем по имени Дейв. Он был одним из многих моих друзей-мужчин, с которым я никогда не спала, но не могла точно сказать, дань это нашей дружеской близости или доказательство высшей степени моей нетрахабельности. Мне нравилось быть близко к мужчинам и быть для них советчиком, когда речь шла об их опрометчивых приключениях на одну ночь и невнятных романах, но часть меня задавалась вопросом: Почему не я? Или я недостаточно горяча, чтобы поставить под угрозу нашу великолепную дружбу?
Нам с Дейвом нравилось напиваться и заставлять друг друга смеяться. Наши ночи были комической игрой с попытками перещеголять друг друга. До чего мы можем дойти в этот момент? Какой невиданный трюк я смогу изобрести? Я использовала множество приемов из «Шоугелз», ужасного фильма, в котором танцовщица становится стриптизершей (или что-то вроде того). Этот фильм был моим любимым, потому что диалоги там были просто криминально-чудовищными. О, этот легкий способ развлечься, – привилегия юности: намного веселее разрушить чужие замки из песка, чем построить собственный.
Однажды ночью мы с Дейвом шли через почти что пустой сад после Октоберфеста. Я была пьяна (конечно, я была пьяна; я была пьяна всегда). Семидесятилетний мужчина проходил мимо, сгорбленный, как леденцовая тросточка, и я задрала рубашку и показала свой лифчик. Никаких предупреждений. Просто так.
Дейв почти рухнул на землю от хохота. Я была жутко довольна, доведя его до такого состояния. Раз уж я не могла быть девушкой, которую он любит – ею была моя соседка Тара, – по крайней мере я была девушкой, которая поставила его на колени.
Тара была очень милой соседкой. Она пела короткие дурацкие песенки ни о чем, пока готовила яичницу с беконом нам с Дейвом в похмельное воскресенье. Она украшала квартиру безделушками с блошиного рынка и подсолнухами. Она раздергивала шторы, и мы с Дейвом шипели, как вампиры, но Тара знала, что солнечный свет поднимет наше настроение. Так я о ней и думала – как о солнечном свете, проливающемся на темноту. Тем не менее как-то раз она усадила меня, чтобы провести один из тех самых разговоров. «Ты называла меня сукой вчера ночью», – сказала она, и я подумала: «Не может быть. Ты ведь такое чудо».
Моему поведению было единственное объяснение. Виски.
Дейв подсадил нас на виски. Jim Beam. Maker’s Mark. Evan Williams. На наших вечеринках он неизменно оказывался с коктейлем «Манхэттен». Он увлекался мужской романтикой, включающей в себя быстрые машины, ковбойские сапоги и такой старый блюз, что в записи слышен треск. Говорил о виски как о «настоящей выпивке», и это так выводило меня из себя, что я просто должна была присоединиться.
Меня никогда не интересовал такой алкоголь. Честно говоря, я опасалась его. Мне нравился легкий, как поцелуй бабочки, светлый лагер
[50], который плавно вгонял меня в тщательно отработанное забытье. А виски был – будто ты оказываешься перегнутой через кушетку на 20-й минуте свидания. Но Тара начала пить виски, так что и я должна была последовать ее примеру.
Моя компания высмеивала девчонок, которые не могли удержать выпивку в себе. Девчонок, которых выворачивало после пары бокалов.
Девчонок, которые украшали свои коктейли фруктами и сладостями, превращая алкоголь в праздничный торт. Я гордилась своим крепким организмом. Так что я дошла и до янтарных бутылок и научилась глотать их жестокое содержимое. Если выпить достаточно, то все твои представления об удовольствии будут пересмотрены.
Поцелуи бабочек становятся скучными. Ты жаждешь крови. Давай, ублюдок. Давай сильнее на этот раз.
Мы ехали в Даллас на футбол, когда я слетела с катушек. Мне никогда не нравился футбол. Я ненавидела шумиху вокруг этой игры, свойственной и моей альма-матер, и моему родному штату в целом. Но Тара и Дейв не разделяли мой мрачный настрой. У них была одежда с эмблемами команды, у них были чехлы на бутылки и вся подобная фигня. И как-то в пятницу днем они загрузились в Ford Explorer своего друга, и у меня не оставалось выбора, кроме как поехать с ними. Единственное, что было хуже футбола, так это остаться неприкаянной.
Дейв сидел на пассажирском месте и занимался выбором музыки и выпивкой. Он смешал Jim Beam и колу в пластиковых стаканчиках такого размера, что в них можно было плавать.
– Не пей слишком быстро, – сказал он мне, и это было похоже на Дейва. Защитник. Он был спасателем в старшей школе, и все еще отмечал у других любую опасность утонуть.
