Когда-то мы собирались вокруг большого деревянного стола и пили все, что нам подавали. Мы смеялись и пили, пока солнце не заходило за горизонт, и мне было приятно быть единственной женщиной в этой мужской пещере. Все эти парни были женаты, но это не имело никакого значения (для меня, по крайней мере), и я никогда не могла понять, флиртуем мы или нет. Я позволяла себе интерпретировать наше общение и так, и так, в зависимости от своих потребностей.
Мне было интересно, представляю ли я в трезвом виде для них угрозу. Первый человек в компании, который бросил пить, может положить начало эстафете: это как первая пара, которая развелась, или первый человек, потерявший одного из родителей. Мне также было любопытно, угрожают ли они мне. Я слишком пристально рассматривала их ленту в Facebook, осуждая их за каждый новый многословный статус в два ночи и за каждый стакан виски, попавший в объектив фотокамеры. Как они смеют оставаться на Острове наслаждений, когда я оттуда уплыла? Я спрашивала себя: «Сколько же они смогут так продолжать?» Один из них только что стал обладателем литературной премии, поэтому на этот вопрос, очевидно, можно ответить так: сколько захотят.
Мне понадобилось много времени, чтобы осознать, что алкоголизм других людей меня не касается. Я долго не могла понять, что именно я покинула бар, а не другие. Нельзя отсутствовать шесть лет, а потом приехать домой и обнаружить всю мебель на прежних местах. У этих парней теперь была другая жизнь: новые дети, новая работа. Двое из них развелись и теперь встречались с 25-летними (должно быть, им пришлось потратить много времени на смс-переписки).
Трезвость сортирует отношения человека с другими людьми. Все начинают делиться на две категории: люди, с которыми вам комфортно быть самим собой, и все остальные.
Элисон попадала во вторую категорию. Мы встретились много лет назад в одном из бруклинских двориков, где напились и объявили себя подругами. Мы могли не видеться по несколько месяцев. Иногда дружба бывает именно такой.
Теперь она жила в Далласе, и однажды мы встретились в мексиканском ресторане. Она пила немного, что я не так давно начала ценить в людях. И вела себя раскованно и свободно, не то, что раньше.
– Мне здесь нравится, – сказала Элисон. Я ждала, когда она возьмет эти слова обратно и скажет мне правду. Однако это и была правда. Она была счастлива.
– Когда мы в последний раз виделись? – спросила я, пока мы изучали меню. Затем я хлопнула ладонью по столу так, словно это был звонок на ресепшене, и добавила:
– Вспомнила! На твой тридцать шестой день рождения.
– Ты права! – ответила она. – Господи, ты помнишь тот вечер?
Черт. Сколько еще раз я услышу этот вопрос? Мне как будто нужно было заполнить бланк письма с извинениями.
Дорогая _______, мне так жаль, что я _________ несколько лет назад. Ты, должно быть, чувствовала себя очень ________, когда я __________. Я выпила слишком много _________ в тот вечер и была не в себе.
– Честно говоря, не помню, – призналась я.
– Ты упала с моей лестницы, – сказала она.
Я закрыла лицо руками и посмотрела на нее сквозь пальцы.
– Да, раньше со мной такое случалось.
– У меня была мраморная лестница. Это было ужасно. Честно признаться, я никогда ничего подобного не видела. Ты совсем этого не помнишь?
Нет, но я помню, как проснулась на следующее утро и подумала: «Чем кончилась эта потрясающая вечеринка? Может, мне нужно послать Элисон смс, вроде: «Отлично провела время вчера! Та часть, что я помню, была шикарна!»
Но я ничего подобного ей не прислала и прервала общение на два года.
Психология человека, который пьет до потери памяти, заключается в обмане и отрицании. То, что вы не можете вспомнить, приобретает для вас особую важность.
Пять минут разговора, которые вы не в состоянии восстановить в памяти, могут заставить вас стыдиться всю оставшуюся жизнь. Или же можно было вообразить, что разговора и не было. Со мной случалось и то и другое. Проблема заключалась в том, что я в итоге исключала людей из своей жизни, и они даже не знали почему. У меня просто было ощущение, что произошло что-то плохое. Так было проще.
– Я думала, ты меня ненавидишь, – сказала Элисон.
Меня смутили ее слова. Почему я должна ненавидеть ее?
Однако нельзя было сказать, что она ошибалась. Я ее не ненавидела, но избегала, точно так же, как я избегала любой досадной правды, которая в те дни угрожала моему эго. Я тратила так много времени на прокручивание в голове воображаемых историй о том, что могло произойти и как я могла бы это исправить, но при этом не удосуживалась выяснить, что я натворила на самом деле.
В течение следующих лет у меня состоялось еще несколько честных разговоров вроде этого, во время которых мои терпеливые друзья с понимающими лицами заполняли те пропуски, которые я не могла заполнить самостоятельно. Нет, в тот вечер ты не сделала ничего странного. О да, той ночью ты была просто ужасна. Какими бы ни были их рассказы, они ни разу не принесли мне столько боли, сколько все годы тревоги. Обычно после таких разговоров мы становились ближе.
То же самое произошло между мной и Элисон. Прощаясь в тот вечер, мы договорились встретиться на следующей неделе. И на этот раз мы так и сделали.
Моя подруга с детства Дженнифер перестала пить на год позже. Это меня шокировало. Не думала, что у нее есть проблемы с алкоголем. Однако, когда я вспомнила те ночи, которые мы проводили вместе в возрасте около 30 лет, поняла, что на это многое указывало. Апатия. Хаотичная жизнь. Мелкие автомобильные аварии.
У нее в машине была фотография мужа задолго до того, как они поженились, и она смотрела на него перед тем, как отправиться на очередную вечеринку. У нее были проблемы с флиртом в состоянии опьянения, поэтому ей нужно было напоминать себе: Это мужчина, которого ты любишь. Не нужно все портить. Но после этого она шла на вечеринку и снова пила.
Родив двоих детей, Дженнифер стала одной из тех матерей, у которых всегда есть под рукой бутылка красного вина. Минивэн ее не изменил. Ее стратегия, касающаяся вечеринок, работала какое-то время, но потом у нее стало сносить крышу. Провалы в памяти стали настолько частыми, что она общалась только по смс, чтобы позднее можно было проследить, чем она руководствовалась, прежде чем принять то или иное решение.
Мы с ней всегда были зациклены на самоконтроле, но при этом пили до беспамятства. Звучит противоречиво, но в этом есть смысл. Стремление к перфекционизму страшно изматывает, а жить с тираном очень тяжело. Особенно если он находится у вас в голове.
Итак, она бросила пить, и мы снова оказались членами племени аутсайдеров. Мы начали подолгу гулять вокруг озера, рассказывая друг другу истории, которые не обсуждали ранее. Мы допоздна засиживались в ее доме, и иногда мне казалось, что нам снова по 30. Мы смеялись до изнеможения, но только теперь нас прерывала не ее мама, просившая вести себя тише, а дочка, которая приходила с пушистым одеялом в руках. «Мне не спится», – говорила она, держа во рту пальчик, и забиралась на колени к своей матери, которые были для нее безопаснейшим местом в мире.
