Он закрыл дверь, и я сказала: «Ой, извини», а он ответил: «Ничего страшного». Он снял ботинки. Я не знаю, как я оказалась без брюк. Я так и не поняла. Затем я очутилась на полу. Сначала он снял трусы с меня, а затем с себя. Он лег сверху и пытался заняться этим, но мне было так больно. Это похоже на шар для боулинга, застрявший в ноздре. Это первое сравнение, пришедшее мне в голову.
Мне было очень, очень больно. Я начала очень глубоко дышать. Когда я начала издавать звуки, он сказал мне быть тише. Ну, он этого не говорил, просто сказал: «Тс-с-с». А я не могла быть тише, потому что в той ситуации нельзя было сказать: «О да, это приятно, очень приятно». Он такой: «Тс-с-с, не шуми», а я: «Больно», а он: «Знаю, извини», а я такая: «Ты не знаешь и никогда не узнаешь».
Но его член был недостаточно твердым. Я не знаю, считать это оскорблением в свой адрес или в его. Я не поняла, импотент он или нет, но член стоял плохо, поэтому он слез с меня, а я начала гладить его член рукой, и, как мне кажется, ему это понравилось. Он попытался снова, но я не могла. Не физически не могла, просто, во-первых, это было больно, а, во-вторых, у него не было защиты, а я не хотела забеременеть или заразиться ВИЧ. Я, конечно, уверена, что у него нет ВИЧ, но просто я не хотела лишаться девственности так рано.
Он так и не кончил. Сначала он не мог войти достаточно глубоко, а потом попросил меня сделать ему минет. Я отказалась, но он так настойчиво просил, что я его пожалела и решила ему помочь. Я приступила к делу, но это было очень мерзко. Меня тошнило. Сильно. Я такая: «Ох, как же весело».
А затем нам пришлось встать и уйти. Я уже вышла из комнаты, но потом вспомнила, что забыла обувь, и вернулась. Когда я снова зашла, он поцеловал меня, и мне было приятно. Благодаря этому я поняла, что он ни о чем не жалеет. А потом я ушла и больше не видела его и ничего о нем не слышала. Эта история покажется скучной каждому, кто ее послушает, и кассета уже почти закончилась.
Я могла бы всю жизнь сидеть и слушать, что я говорю на той записи: как у него возникли проблемы с эрекцией, как он просил меня вести себя тише и как я не поняла, каким образом оказалась на полу.
Я выпила три коктейля из вина и фруктового сока, прежде чем мы пошли в ту комнату. Этого было мало, чтобы совсем потерять память, но достаточно, чтобы ощутить приятное опьянение. Помню, я была благодарна за те напитки, потому что без них мое сердце просто выпрыгнуло бы из груди. Я лежала на полу, его голое плечо появлялось в моем поле зрения и исчезало, а в голове у меня кричал голос: «Я сейчас занимаюсь сексом?»
Однако то, что мне больно слушать, находится ближе к концу. Там, где он меня целует. Благодаря этому я поняла, что он ни о чем не жалеет. Это все, что волновало меня в 13 лет. Лишь бы не заставить его жалеть.
Законы, касающиеся половой связи с несовершеннолетними, существуют не просто так. Дело в том, что 18-летний молодой человек ждет от темной и пустой комнаты совсем не того же, что 13-летняя девочка. Однако я была 13-леткой, которая не хотела, чтобы ее защищали. К черту законы и конвенции. Я была готова к «лучшему лету в моей жизни». В той ситуации мне хотелось оставаться невозмутимой. Не хотела показывать ему свою неопытность. Я хотела быть клевой.
Мои трусы были в крови, когда я вернулась домой. Я провела годы, гадая, потеряла ли я девственность. Позднее я также гадала, как я оказалась в том номере парижской гостиницы и как я позволила Джонсону остаться в номере у себя.
Было ли это изнасилование? Не думаю, хотя часть меня все еще не согласна с моей интерпретацией ситуации. Знаю, что некоторые люди трактовали бы ее иначе.
Одна из наиболее отличительных особенностей человека заключается в том, что он способен наполнять определенным смыслом собственный жизненный опыт.
Для меня это неприятный ранний сексуальный эпизод, значение которого неоднозначно. Но то, что меня особенно поражает, так это моя готовность пожертвовать собственными чувствами ради чувств кого-то другого. Его удовольствие имело значение, а не мое. Его сожаление было важно, а не мое. Я жила с этой установкой годами, и каждый раз, когда я поступала подобным образом, алкоголь был рядом.
Через три года трезвой жизни я полетела в Нью-Йорк. Парню в соседнем кресле было 23 года. Он был взъерошенным и усталым из-за бессонной ночи. Когда он плюхнулся рядом со мной, на его лице была ухмылка человека, который получает все, что хочет.
– Я переезжаю в Нью-Йорк, – сказал он. – Вы уже были там раньше?
– Была, – ответила я, не вдаваясь в детали.
Он ехал в Нью-Йорк, чтобы стать актером. «Ох, детка, ты облажаешься», – подумала я, но не произнесла этого вслух. Вместо этого мы говорили о превратностях судьбы и его любимом актере Дензеле. Я старалась подготовить его к разочарованию, как, думаю, до меня делали многие. И сказала ему: «Не нужно считать славу мерилом успеха. Воспринимай этот переезд как жизненный урок».
Это был ранний утренний перелет, и вокруг нас сидели люди с запрокинутыми головами, закрытыми глазами и открытыми ртами, из-за чего нам пришлось шептаться, как двум детям за спиной учителя. Мы так долго болтали, что перелет продолжительностью 3,5 часа пролетел как 30 минут. Я постоянно замечала, как он трогает меня за колено.
Мне было почти 40, и я привыкла к тому, что мужчины моего возраста часто охотились за девушками с упругими задницами и грудью, которой еще только предстоит обвиснуть.
Я не искала молодых парней, но они каким-то образом находили меня. Возможно, они чувствовали, что я еще не готова к браку.
Или, быть может, им нравилось, что я остаюсь самой собой. Притворяться кем-то другим я устала.
– Как думаешь, многим людям нравится заниматься сексом на высоте? – спросил он, поднимая бровь.
– Надеюсь, что нет, – ответила я. – Секс в туалете самолета – это кошмар.
Он поморщился.
– Да, ты права.
Наш самолет приземлился, но мы еще не были готовы расстаться. Это был его первый день в Нью-Йорке, и на часах было всего 11.00 утра, поэтому мы могли погулять по городу до того, как разойтись. Я заплатила за такси, которое подбросило нас к «Эйс-Хотел» в Мидтауне, месту, где часто собирались музыканты и писатели. Затем я угостила его обедом в ресторане, наполненном шармом делового квартала и его суматохой. «Ты даришь мне целую историю», – сказал он, и я улыбнулась, потому что он делал то же самое для меня.
Мы сели на диване в фойе, и я забросила ноги к нему на колени. Мы были окружены незнакомцами в наушниках, которые что-то печатали на своих ноутбуках. Заметили ли они нас? Что они увидели? Он играл с прядью моих волос, упавшей мне на бровь. Он водил пальцами по моей руке, лежавшей у него на колене. Вы когда-нибудь замечали, насколько может быть удивительно держаться за руки с другим человеком? Казалось бы, это настолько повседневный и ничего не значащий жест, но когда две руки соприкасаются друг с другом, вы можете почувствовать, что вот-вот взлетите.
