Возможно, он говорил это всем, но мне все равно было приятно.
– Для меня это как портативное приспособление для караоке, – сказала я, гладя рукой блестящий дредноут.
– Это здорово, – сказал он.
– Я никогда не стану хорошим гитаристом, – сказала я ему.
– Нельзя знать заранее.
Для меня важнее всего было то, что я действительно делала то, о чем мечтала, а не просто говорила об этом. Позднее, в безопасности моей спальни, мои пальцы постепенно стали находить свой путь. Иногда я играла аккорды, даже не смотря на струны, благодаря чему почувствовала что-то вроде веры и смелости без страха. Иногда играла по три часа без перерыва, ни разу не взглянув на часы.
Мне нравилось, что трата времени – это не всегда кошмар. Иногда она может быть естественным кайфом.
Я была просто ненормальной, думая, что все писатели пьют. Когда ты бросаешь пить, то замечаешь, как много людей тоже бросили или вообще никогда не начинали. Так обстоит дело в любой творческой сфере. Бросьте камень в Голливуд, и вы попадете в непьющего человека. Рок-звезды, комики и художники понимают, что трезвость – путь к долголетию. Любой человек, читающий таблоиды, знает, что некоторые клубы АА напоминают вечеринку журнала Vanity Fair. Именно так я избавилась от ложных представлений о славе.
Я была ребенком, боготворившим знаменитостей. Майкл Джексон, Уитни Хьюстон, Ривер Феникс – все они были моими героями. Я провела слишком много лет, пытаясь любыми способами прикоснуться к славе. Но в борьбе за лучшую жизнь известность становится слабым оружием. В комнатах клуба АА люди не делятся на известных и неизвестных. Это просто люди, которые стремятся к одному результату.
Трезвость искоренила из меня несколько ложных ценностей. Алкоголь. Одобрение других людей. Идеализированная романтическая любовь. Чему я теперь должна поклоняться? Честно говоря, я не особенно стремилась найти ответ, но одно и то же слово постоянно возникало у меня в голове, хотя сопротивлялась этому: бог.
Я морщилась от этого слова. Как и многие другие люди, я сопротивлялась АА частично из-за словосочетания «высшая сила». Даже когда мне внушали, что «Бог такой, каким ты его понимаешь», для меня это было слишком. Я выросла среди консервативных христиан, которые далеко не всегда казались мне милосердными. В традиционной религии меня смущало странное отношение «победитель получает все»: Я попаду в рай, а ты нет. В колледже мне внушали, что религия – это опиум для народа. Мне говорили, что бог для слабых людей, которые не справляются с собственной жизнью, и прошло много времени, прежде чем я поняла, что именно я такой человек и что, возможно, религия мне поможет.
Понятие о «высшей силе» я усваивала постепенно. Как и сама трезвость, это был не резкий прыжок, а равномерное движение в одном направлении. Я много думала об историях, обладавших большой силой. Когда я слушала истории из чьей-то жизни, когда смотрела в глаза страдающего человека, забывала о собственной печали. В такие моменты связь между нами становилась похожа на какую-то сверхъестественную силу, которую я не могла объяснить. Разве это не все, что мне было нужно?
Мне были нужны напоминания о том, что я не одна, что не несу ответственность за все, что человеческая жизнь бесконечно мала, но одновременно бесконечно огромна. Что я в то же время большая и маленькая.
Сейчас я поклоняюсь настоящим звездам, тем, что находятся над моей головой. Анна живет в Западном Техасе, где ночное небо будто освещается электричеством, и я сразу же представляю ее задний двор, когда размышляю над выражением «миска, полная звезд». Когда вас окружают звезды, вы ощущаете изгиб Земли, и я всегда встаю на цыпочки, когда смотрю на небо, чтобы стать ближе к ним хоть на пару сантиметров.
Моя духовная жизнь еще только формируется, однако большим открытием для меня стало то, что я вообще в ней нуждаюсь.
Многие мои друзья атеисты. Мы мало говорим о вере, но я полагаю, что их взгляды связаны с интеллектуальной аллергией на общепринятую религию, на заблуждения, связанные с именем господа, и на то, как одну книгу превратили в инструмент насилия, зависти и нетерпимости. Я не виню их, но хотела бы, чтобы религиозные убеждения не воспринимались как выбор между слепой верой и полным отрицанием. Ни у кого нет ответов. То, как мы оказались здесь и что мы здесь делаем, является одной из величайших загадок.
Существует бог или нет, он нам нужен. Люди рождаются с пустым пространством в форме бога, которое нам отчаянно хочется заполнить. Мы сами выбираем, как это сделать. Дэвид Фостер Уоллес однажды произнес напутственную речь в колледже Кеньон, которая звучала как проповедь для людей, не желающих ходить в церковь:
В окопах взрослой жизни нет такого понятия, как «атеизм». Невозможно ничему не поклоняться. Все это делают. Единственное, мы можем выбирать, чему поклоняться. Основная причина выбирать для поклонения бога или что-то, связанное с духовностью, будь то Иисус Христос, Аллах, Иегова, Мать-Природа, Четыре благородные истины или же какой-то нерушимый свод этических законов, потому что все остальное, чему вы поклоняетесь, поглотит вас заживо.
Я поклонялась алкоголю, и он поглотил меня. Поклонялась знаменитостям и внешним признакам благополучия, и это разрушило меня. Поклоняться другому человеку значит обречь себя на неудачу, потому что люди неидеальны по своей природе. Раньше я поклонялась Дэвиду Фостеру Уоллесу и в каком-то смысле я до сих пор это делаю. Его самоубийство является еще одним напоминанием о том, что все знания и таланты этого мира не остановят ваши руки от завязывания петли, которая вас задушит.
Я ищу все источники успокоения, какие только могу найти. Музыка. Старые друзья. Слова, которые оставляют мои пальцы до того, как встанет солнце. Моя гитара, на которой я играю в пустой комнате.
Деревья, которые говорят мне, что я не огромная секвойя, а всего лишь один из листьев, шелестящих на земле. Каждое утро я встаю на колени, склоняюсь перед таинственностью всего, что мне неизвестно, и говорю «спасибо». Слышит ли меня кто-то? Не знаю, но я слышу.
То самое место
За несколько месяцев до смерти мой кот стал спать в шкафу. Как-то раз я обыскала весь дом, а потом увидела его зеленые глаза, которые таращились на меня. Он лежал под моими жакетами. Он выбрал это дальнее место, потому что зло бы туда не добралось.
Однажды ночью я взяла с кровати одеяло и легла рядом с ним, чтобы он знал, что я рядом. Примерно через минуту он спустился вниз и спрятался за диваном. Что именно из намека «Я хочу побыть один» я не понимала?
Я сходила с ума от того, что мой кот умирает. Знала, что это будет для меня самая страшная потеря с тех пор, как я перестала пить. Переживала из-за надвигающегося на меня горя: что изменится в моем сердце, когда я его потеряю? Но у тревоги есть один недостаток: она никак не может повлиять на ситуацию.
