— Эта переписка прервалась четыре года назад! — выкрикивала Кийя, цепляясь за край покрывала, укутывающего ноги фараона, тогда как стражники пытались оттащить ее. — С тех пор я ни разу, клянусь, ни разу не написала отцу! Ты, — она кинулась к Меритатон, — почему же ты не показываешь письма, в которых отец упрекает меня за то, что я не отвечаю ему? Проклинает за то, что я отказалась от тайной переписки с ним? Где эти письма? Покажи их! Пусть толмач прочитает, и пусть все слышат!
— Она сошла с ума, — презрительно объявила Меритатон, украдкой пятясь подальше от Кийи. — Там не было таких писем. Зато были письма совсем недавние, где он требует подкрепления для войны с хеттами.
— Так вот кто застилал взгляд его величества, не позволяя ему трезво взглянуть на дела в Ханаане, — угрожающе молвил Хоремхеб.
— Глупости! — вскричала Кийя, трясясь как в лихорадке. — Разве может жалкая женщина повлиять на мнение Сына Солнца? Его величество сам принимал решения, руководствуясь своими, неведомыми нам, мотивами.
Эхнатон беспомощно взглянул на нее и закрыл лицо руками.
— Отец, тебе плохо? — Меритатон подскочила к нему и участливо погладила по руке. — Боль разочарования утихнет со временем, возлюбленный отец. Если вовремя вырезать опухоль, она не распространится по всему телу.
— Не слушай ее! Не слушай их, любимый! Они всегда ненавидели меня и тебя тоже! — Уже не понимая, что говорит и что делает, Кийя отчаянно пыталась прорваться через заслон охранников, вставших на пути к мужу.
— Само по себе ведение тайной переписки есть преступление, караемое смертью, — как бы между прочим заметил Эйе и взял табличку из сундука. — Как тебе это понравится, ваше величество? «Благодарю за столь подробный план новой столицы, моя дочь, ты на славу потрудилась. Уверен, что это весьма ценный документ для будущих поколений митаннийцев. Мало ли что…»
Эхнатон вздрогнул и отнял руки от лица. Он уже верил в то, что именно Кийя, а не он сам со своим равнодушием, стала причиной всех бед и неудач, обрушившихся на благословенную землю. Глядя в пол, он процедил:
— Уберите ее отсюда.
Кийя издала отчаянный вопль, а Меритатон с готовностью спросила:
— Казнь? — Глаза у нее при этом полыхнули жадным огоньком.
— Просто уберите с глаз. — Эхнатон махнул рукой и добавил: — Изгнание.
Несколько пар рук подхватили Кийю под локти и потащили ее к двери.
— Нет! Нееет! Любимый, жизнь моя! Позволь мне забрать хотя бы дочку!
Никто не обращал внимания на ее крики. Казначей Май осведомился деловым тоном:
— Как быть с имуществом осужденной?
— Перейдет Меритатон. А титул соправителя — наследнику Сменхкаре, — бесцветно сказал Эхнатон и снова закрыл лицо руками.
— Протокол составим на месте, — невозмутимо продолжал Эйе и скомандовал писцу: — Итак, расследование по подозрению в измене…
Кийя больше не слышала. Ее выволокли в коридор, где по стенам жались, тараща испуганные глаза, домочадцы и вельможи. Отдельной группкой стояли дочери Нефертити, а в середине и сама опальная царица. Кийя метнулась к ней.
— Что же ты не пляшешь? — закричала она, безумно вращая глазами. — Отчего не радуешься? Меня сделали козлом отпущения, Меритатон хорошо постаралась! Твое время опять пришло! Пляши на моих костях!
Нефертити горестно покачала головой, и в ее глазах, полных сострадания, появились слезы. Кийя, мгновение назад готовая задушить ее собственными руками, вдруг обмякла и рухнула на колени.
— Прошу тебя, сестра, — взмолилась она, протягивая к Нефертити руки, — позаботься о моих детях. Пожалуйста, всеми богами заклинаю.
Владычица Обеих Земель кивнула, протянула руку ей в ответ и мягко сжала кончики пальцев. Тут же Кийю дернули с места и поволокли дальше.
Редкие ночные прохожие шарахались от нескольких стражников, пинающих и толкающих абсолютно голую воющую женщину. Уже за пределами города их нагнал Хоремхеб на колеснице.
— Я с удовольствием поставил бы тебе клеймо на лбу, предательница, — заявил он и высокомерно усмехнулся. — Но его величество сказал: только изгнание, — и я вынужден подчиниться. Оглашаю тебе приговор. — С этими словами он вытащил свиток папируса, развернул его и зачитал: — Особа сия не смеет приближаться к светлому граду Ахетатону ближе чем на полет стрелы. В противном случае будет стрелою же и умерщвлена. Кроме того, по всему царству до краев его будет разослан приказ — умерщвлять на месте любую женщину, называющую себя Кийей либо Тадухеппой и смущающую народ россказнями о царском семействе и своей жизни во дворце. Любому, кто распознает изгнанницу, будет выплачена награда. Имя ее будет стерто отовсюду и предано вечному забвению. — Хоремхеб свернул пергамент и продолжал: — От себя добавлю, что на родине тебе тоже нечего искать, если ты вдруг задумала туда добраться. До нас дошли слухи, что хетты взяли Вассокан, убили твоего отца и посадили на престол своего ставленника, Сативассу. — Хоремхеб усмехнулся, потом нагнулся ниже и добавил вполголоса, чтобы солдаты не слышали: — Я, конечно, понимаю, что не ты причина всех наших неудач, а сам… — Он сделал многозначительную паузу. — Но исправлять положение будем мы, египтяне. Чужеземцам не место на троне Кемет.
Насладившись зрелищем убитой горем Кийи, посыпающей голову дорожной пылью, он тронул поводья, развернул колесницу и поехал обратно в город. Стражники, молча сорвав с ее рук браслеты и кольца, последовали за ним. Кийя медленно встала и, пошатываясь, побрела по пустынной дороге.
Эпилог
Спустя год после этих событий Эхнатон умер. Ему было немногим больше тридцати лет. История умалчивает причину смерти фараона — болезнь или яд. Последнее возможно, учитывая то, как многим он мешал. Погрязший в разврате, тронувшийся умом Сын Солнца умирал, крича от боли и от дурных видений, проносившихся в его воспаленном сознании. Ненадолго придя в себя, он призвал Нефертити. Когда она пришла, он, успокоившись, умер у нее на руках. Египетский престол наследовал Сменхкара, который начал переговоры с оппозиционным фиванским жречеством. При нем стали постепенно возвращаться старые культы, люди уже не боялись поклоняться своим привычным богам в открытую, без ожидания скорой расправы. Он процарствовал всего один год, после чего умер при загадочных обстоятельствах. Следом на престол взошел десятилетний Тутанхатон под регентством визиря Эйе. При нем столица переехала обратно в Фивы. Он сменил свое имя на Тутанхамон — «живой образ Амона» — и возродил все старые культы, при этом не забывая и солнечного божества. При его последователях же культ Атона был запрещен, а имя его певца, фанатичного фараона-поэта, стерто из анналов и предано анафеме. При упоминании Эхнатона называли не иначе как Проклятый Еретик.
О дальнейшей судьбе Кийи можно только предполагать. Она могла погибнуть вскоре после изгнания, а могла прожить долгую и безвестную жизнь. Кто знает, была ли она танцовщицей, или плакальщицей, или блудницей, или просто побирушкой. Однако через год после смерти Эхнатона, когда в Египет вернулась веротерпимость, в Мемфисе на средства вавилонской торговой общины был открыт храм Иштар. Верховной жрицей в нем стала молчаливая и очень красивая, хотя уже не юная чужеземка, чье имя переводилось с хурритского как Изгнанница.
