Сабина остановилась, чтобы перевести дыхание. Взгляды всех собравшихся были устремлены на нее, никто не проронил ни слова.
— Не прошла я и трех ступеней, — продолжала Сабина, — как вдруг раздался стук в дверь. Я посмотрела на Иснарду, а она посмотрела на меня. Мы обе задрожали… «Пойти посмотреть?» — спросила Иснарда. «Не ходи», — ответила я.
Стук раздался во второй раз, потом в третий. Мы не смели двинуться с места.
«В этом доме не спят, — донесся голос с улицы, — я вижу огонь сквозь щель двери. Почему же вы не открываете?» Мы не отвечали. Голос продолжал: «Отворите! Я должен переговорить с Сабиной Дажé».
«Ступай отвори форточку в двери, — сказала я Иснарде, — и посмотри, кто пришел». Иснарда пошла было к двери, но остановилась посреди коридора. «А если это кто-нибудь из шайки Петушиного Рыцаря?» — спросила она. «Петушиного Рыцаря!» — повторила я. Это грозное имя заставило забиться наши сердца.
— И вы решились открыть дверь? — спросил Жильбер.
— Стук раздался опять, и на этот раз еще сильнее, — продолжала Сабина, — и тот же голос прибавил: «Я должен поговорить с мадемуазель Сабиной о спасении ее брата».
— О моем спасении! — воскликнул Ролан. — Что за вздор!
«Что вам нужно? — спросила я. — Я сестра Ролана. Говорите скорее! Я не могу открыть дверь…» — «И не нужно ее открывать, — ответил человек, — только возьмите вот это письмо». Сквозь решетку он подал мне письмо… написанное вами, Жильбер…
— Написанное мной? — изумился Жильбер.
— Я узнала ваш почерк. В этом коротком письме сообщалось, что Ролану необходима моя помощь: Ролан, полируя шпагу, опасно ранил себя и просил меня немедленно прийти в мастерскую. В письме также было написано, что работник, который подаст это письмо, проводит меня и что я могу вполне положиться на него.
— Как это странно! Очень странно! — задумчиво произнес Жильбер, потирая лоб.
XIV. Отвратительная женщина
Сабина опустила голову на подушки. Бедняжка почувствовала, что силы внезапно изменили ей, и она закрыла глаза. Кинон и Нисетта дали ей понюхать нашатырный спирт, по совету Кинон смочили лоб раненой холодной водой. Дажé молча сидел между Жильбером и Роланом.
— Что все это значит? — вслух размышлял он. — Кому это понадобилось?
— Это мы, без сомнения, узнаем, — сказал Ролан. — Сабину завлекли в ловушку.
— Кто же расставил эту ловушку?
— Мы это выясним, — сказал Жильбер. — Непременно!
— Горе тому, — произнес Дажé с гневом в голосе, — кто так подло напал на мою дочь!
Жильбер наклонился к нему и прошептал:
— Мы отомстим за нее.
— О да! — сказал Дажé. — Завтра же я попрошу правосудия у короля.
— Правосудия у короля? — усмехнулся Жильбер, положив руку на плечо парикмахера. — Не просите у него ничего: клянусь вам честью, что мое правосудие будет исполнено так, что сам король мне позавидует!
— Посмотри-ка в глаза месье Жильбера, — шепнул Рупар своей жене, — точно два пистолетных дула. Я не знаю… Но мне не хотелось бы встретить ночью человека с таким опасным взглядом.
— Прочитав письмо, я сильно разволновалась. У меня была только одна мысль: поспешить на помощь Ролану… Я представила себе его окровавленным, умирающим… и он звал меня на помощь…
— Милая Сабина… — прошептал Ролан.
— Боже, как ты страдала! — сказала Нисетта, наклонившись к раненой, чтобы скрыть румянец, выступивший на ее щеках.
— Убедившись, что письмо от месье Жильбера, я уже не колебалась, — продолжала Сабина, — я велела Иснарде подать мою накидку и все необходимое для первой помощи раненому. Поскольку Иснарда не знала о содержании письма и потому не слишком торопилась, я бросилась в свою комнату и сама взяла все, что сочла нужным, оделась наскоро и хотела было идти. Но тут я подумала, что еще не поздно, и вы, отец, можете вернуться в Париж и будете поражены, когда узнаете, что Ролан опасно болен и что я пошла к нему на помощь… Мучимая этой мыслью, я приказала Иснарде не говорить никому, зачем я ушла, и прибавила: «Поклянись мне, что ты будешь хранить тайну и ничего не скажешь никому, прежде чем я не заговорю сама».
Иснарда, видя волнение, в котором я находилась, дала клятву, которую я требовала. Отворив без всякого шума дверь на улицу, я подумала, отец, что если потребуется сообщить вам печальное известие, то сделаю это сама и смогу хоть как-то утешить вас, поскольку увижу Ролана первой…
Я думала о Ролане, и ночные опасности мало меня пугали. «Поспешим», — сказала я.
Мы шли быстро. Работник шел возле меня, не говоря ни слова. От нашего дома до мастерской Ролана довольно далеко, и надо идти все время прямо.
«Если бы мы могли найти пустой экипаж…» — сказал мне работник. «Пойдем пешком», — сказала я. «Мы добрались бы скорее, — настаивал он, — кроме того, в экипаже мы сможем привезти месье Ролана домой, ведь он сам не в силах идти». — «Действительно», — сказала я, пораженная этой мыслью. «Не беспокойтесь, я с вами не сяду, — прибавил работник, — я поеду рядом с извозчиком».
«Мы не найдем экипаж в этот час, — заметила я, — пойдем пешком».
Мы ускорили шаг. Вдруг мой спутник остановился и сказал: «Я слышу стук экипажа».
Мы находились возле улицы Эшель. Действительно, к нам приближался экипаж. Он был пуст. «Садитесь!» — сказал мне работник, отворяя дверцу. Я села, работник поместился с извозчиком, и экипаж поехал очень быстро.
«Мы скоро приедем, — говорила я сама себе. — В этом экипаже мы привезем брата». Лошади быстро бежали. Экипаж повернул налево.
«Не сюда!» — закричала я, но извозчик меня не услышал и сильнее хлестнул лошадей. Я звала, стучала в стекла — он мне не отвечал. Я хотела отворить дверцу, но не смогла. Я опустила переднее стекло и схватила извозчика за край его одежды, но он продолжал погонять лошадей и не поворачивался ко мне… Куда мы ехали, я не знала. Я видела узкие улицы и понимала, что мы удаляемся от мастерской Ролана… Ужас овладел мной.
«Мы приехали», — сказал мой спутник. «Но куда?» — «Туда, куда должны были приехать». — «Разве мой брат здесь?»
Он мне не ответил, я вышла. Но прежде чем я успела осмотреться… я почувствовала холодное и сырое полотно на своем лице: на глаза мне надели повязку, чьи-то руки схватили меня, подняли и понесли. Я закричала — мне заткнули рот тряпкой… Что происходило тогда со мной, не могу описать… Мне казалось, что я лишаюсь рассудка.
— Продолжайте, ради бога, продолжайте, если у вас есть силы, — сказал Жильбер, который, нахмурив брови и сжав зубы, с трудом сдерживал себя, — продолжайте!
— Я слышала множество звуков, — продолжала Сабина, — крики, песни, музыку, хохот. Вдруг меня поставили на землю… на мягкий ковер… Повязка, закрывавшая мне глаза, упала, и я увидела себя в великолепно освещенной комнате напротив стола, роскошно накрытого и окруженного мужчинами и женщинами в самых странных костюмах… как на маскараде в Версале… Ко мне подошли мужчины… Что они мне говорили, не помню: я ничего не слышала и не понимала, но краска бросилась мне в лицо, мне казалось, будто я в аду… Меня хотели взять за руку — я отпрянула назад. Со мной говорил мужчина в костюме птицы… У меня звенело в ушах… Я видела все сквозь красный туман. Человек, говоривший со мной, обнял меня и хотел поцеловать. Что произошло тогда во мне, объяснить не смогу. Я вдруг обрела необыкновенную силу, еще раз говорю: не знаю как, но я рванулась с такой силой, что тот, кто удерживал меня, отлетел на несколько шагов. Раздались восклицания, хохот, и меня окружил двойной ряд мужчин и женщин… Тогда сердце мое будто упало, в глазах стало темно, жизнь остановилась во мне, и я лишилась чувств… Я пришла в себя на диване в маленькой комнате, слабо освещенной. Мне казалось, что я очнулась от тяжелого сна.
