Король не успел закончить этих слов, как пение петуха, звонкое и чистое, раздалось одновременно с ударом в стекло большого окна, находившегося позади кресла Людовика.
Король встал и бросился к окну, но в ту минуту, как он открыл его, петух снова пропел и исчез. Людовик XV распахнул окно и выглянул: на том месте, где стоял петух, лежало яйцо необыкновенной величины. Король взял яйцо, рассмотрел его и, не найдя и следов петуха, запер окно и вернулся к креслу.
— Дело принимает странный характер! — сказал король, садясь и рассматривая яйцо. — Что это за петушок, который пропел на этом подоконнике и постучался клювом в стекло в ту самую минуту, когда я сказал, что хочу видеть Петушиного Рыцаря? — И уже другим тоном, как бы повинуясь внезапному вдохновению, король с живостью прибавил: — Марвиль, прикажите, чтобы немедля осмотрели окрестности замка и немедленно задержали всех мужчин, женщин, детей, животных и птиц, в особенности петухов, которые окажутся в парке. Идите скорее и возвращайтесь!
Фейдо исчез.
Епископ, любопытство которого тоже было сильно возбуждено, изучил яйцо, покрутив его так и эдак, и сказал:
— В этом яйце заключается какая-то тяжелая и твердая вещь. Только я не понимаю, каким образом она могла туда попасть, потому что на скорлупе яйца нет ни малейшей трещины.
— А вы что думаете? — спросил король д’Аржансона.
— Надо разбить яйцо и посмотреть, что в нем находится, государь, — сказал министр иностранных дел.
— Вашему величеству угодно самому разбить яйцо? — спросил епископ.
— Нет, если это дело дьявольское, я в него не вмешиваюсь, — сказал Людовик улыбаясь. — Надо находиться или в хороших отношениях с дьяволом, или в дурных, чтобы благополучно завершить это дело.
Епископ положил яйцо на стол и разбил его острый конец. Король и министр наблюдали за ним с любопытством.
— Смотрите, — воскликнул король, — что-то блестит.
Мирпуа держал в руках прехорошенького петушка из массивного золота. Рубины, изумруды, бриллианты, сапфиры, топазы, аметисты заменяли перья на голове и крыльях.
— Государь, — сказал министр, — у петуха на шее медальон.
— В самом деле, а я и не заметил.
Король взял медальон из черной эмали, на которой было написано бриллиантовой пылью: «Я принадлежу королю».
Людовик поспешно поднялся.
— Господа, во всем случившемся есть нечто странное, фантастическое, невероятное, и я непременно должен это выяснить.
— Государь, в Париже есть человек, который вам ответит, — произнес д’Аржансон.
— Кто он, маркиз?
— Приезжий. Граф де Сен-Жермен.
— Сен-Жермен? Я не слышал этого имени.
— Я сам узнал его только три дня тому назад.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Фейдо де Марвиль.
XVI. Быть или не быть
— Ну, что вам удалось выяснить? — живо поинтересовался король.
— Приказание отдано, государь, — ответил начальник полиции. — Весь парк окружен кавалерией. Все выходы стерегут, а чащи, аллеи и кустарники будут обысканы с исключительным вниманием.
— Теперь оставим в стороне этого петуха и это яйцо и возвратимся к протоколу.
Де Марвиль взял все бумаги, которые положил на стол, когда бросился исполнять приказание короля.
— Где вы остановились? — спросил король.
— На следующей фразе, государь, — ответил епископ и процитировал слово в слово последние строчки письма.
«Сегодня вечером, 25 февраля 1745 года, Жакобер, бывший член нормандского общества Флорана и К° оставил это общество и перешел в число транжир королевской кассы. Жакобер, арестованный при входе в наш подземный «курятник», был предан в руки нашего всемогущего правосудия.
Уличенный в тройном преступлении: постыдном лицемерии, гнусном вероломстве и низкой измене, вышеупомянутый Жакобер осужден единогласно трибуналом семи Петухов. Осуждение Жакобера основано на точном исполнении первой статьи нашего закона, гласящей: «Кто бы он ни был, несмотря на возраст, пол, положение в обществе и истинные достоинства, какова бы ни была польза, которую он мог бы приносить, — каждый, кто войдет в «курятник», не будучи Петухом, «курицей» или «цыпленком», будет немедленно осужден на смерть и казнен через час, а тело его укрепит здание».
Петухи пропели три раза, казнь должна совершиться через час. Подсудимый приговорен к замуровыванию заживо в стену.
Казнь начинается. Подходит первый Петух и привязывает осужденного, каждая веревка окроплена каплями крови Петуха, или двух «куриц», или четырех «цыплят». Первый Петух поет и отступает назад. Подходит второй Петух, он хватает осужденного, опрокидывает его и тащит за ноги к левой стене курятника, там он поднимает его и ставит в угол, потом поет и отступает. Подходит третий Петух, берет четыре железные стержня и вбивает их в обе стены, чтобы они не дали осужденному упасть; Петух поет и отступает. Жакобер стоит неподвижно, связанный веревками и сдерживаемый железными стержнями. Глаза осужденного дикие, он кричит. Подходит четвертый Петух, за ним четыре «курицы»; две несут камни, две — ящик с известковым раствором; Петух вынимает из-за пояса золотую лопатку и начинает складывать камни в ряд перед осужденным. Приходит Пятый петух и кладет второй ряд. Шестой Петух кладет третий ряд. Теперь видна лишь голова осужденного, он кричит, плачет, стонет. Седьмой Петух кладет последний ряд. Тогда семь Петухов подходят, окружают стену, поют возле нее три раза и уходят. Правосудие совершено!»
— Вот что заключается в протоколе, государь, — сказал Фейдо де Марвиль. — Ниже следуют подписи, каждая с разноцветной печатью: Хохлатый Петух — печать белая, Петух Яго — зеленая печать, Золотой Петух — печать желтая, Индийский Петух — печать красная, Черный Петух — печать черная, Растрепанный Петух — печать серая, Петух Коротышка — печать коричневая. Под этими подписями стоит фраза:
«Протокол одобрил и подписал: Петушиный Рыцарь».
Людовик XV взял бумаги и рассмотрел их.
— Документ составлен точно так, как составляются протоколы парламента, — заметил он. — Он находился между полицейскими донесениями?
— Да, государь.
— Чтобы положить эту бумагу на ваше бюро, надо было войти к вам в кабинет.
— Это невозможно. У меня девять секретарей по три для каждого кабинета. Помощников секретарей двадцать семь, по девять для каждого кабинета. Каждый старший секретарь имеет под начальством девять помощников и должен дежурить восемь часов в сутки.
— Каким же образом объясняете вы то, что бумаги попали на ваше бюро, господин начальник полиции?
— Я не в состоянии этого объяснить, государь.
— А кто дежурил в эту ночь?
