— Это последствия кризиса.
— А мне нездоровилось почти всю ночь.
— Что вас так беспокоило, месье?
— Вчера вечером я ужинал с друзьями… Я чувствовал себя очень хорошо, ел с отменным аппетитом, но этот Морлиер заставлял меня слишком много пить.
— Фи! — сказала мадам д’Этиоль, презрительно отвернувшись.
— Милая моя, это совсем не то, что вы думаете… у меня вдруг сильно заболел желудок, я думал, что у меня воспаление.
— Вы должны лечиться.
— И вы тоже, милая моя.
Д’Этиоль простился с женой. Сегодня вечером мадам д’Этиоль опять поедет в Версаль с герцогом».
— Этот рапорт очень точен и умно составлен, — заметил начальник полиции.
— Вот рапорт Леду, — продолжал Беррье.
— «Турншер, чтобы избежать огласки и не допустить скандала, отправил д’Этиоля в Лион под предлогом чрезвычайно важного дела. Норман д’Этиоль отбыл в три часа пополудни; вскоре он прибыл в Лион, потому что на дороге были приготовлены сменные лошади. Он отправился к маркизу де ла Валетту, главному контролеру провинции. Шевалье де ла Морлиер захотел проводить д’Этиоля до Масона, чтобы, по его словам, во время путешествия убедить д’Этиоля в превосходстве бургундских вин».
— Он в хороших руках, — сказал, улыбаясь, начальник полиции.
— Вот третий рапорт, Армана. Он сообщает, что вчера вечером мадам д’Этиоль, получившая свободу после отъезда мужа, уехала в Версаль с герцогом Ришелье и…
— И?.. — спросил Фейдо, видя, что Беррье остановился.
— Она еще там, — прибавил секретарь.
Наступило молчание.
— Что вы думаете об этом, Беррье? — спросил начальник полиции.
Секретарь приблизился вплотную к своему начальнику и посмотрел ему прямо в глаза.
— Вы хотите, чтобы я был откровенен? — спросил он.
— Будем говорить яснее, — сказал Фейдо де Марвиль. — Если мадам д’Этиоль сделается фавориткой, вы надеетесь со временем стать начальником полиции?
— Признаюсь в этом откровенно.
— Какое вознаграждение буду я иметь?
— Какое вы хотите?
— Я променяю это место только на главное интендантство.
— На лангедокское, например. Это ваша родина.
— Это было бы для меня удобнее всякого другого, но я приму и провансальское, потому что моя жена родом из Марселя.
— Если успех будет сопутствовать мне, я обязуюсь употребить все силы, чтобы исполнить ваше желание, и даю вам слово, что приму ваше место только после вашего назначения.
— Решено, любезный Беррье. Я питаю к вам такое доверие, какое и вы питаете ко мне. Теперь в случае, если вы потерпите неудачу, что я буду должен сделать для вас?
— Предоставить мне место главного откупщика. Я хочу заняться финансами. Турншер будет в восторге от моего покровительства и будет сам мне покровительствовать.
— Даю вам слово. Я убежден, что успешным все же будет ваш вариант.
— Так повидайтесь сами с мадам д’Этиоль, если убеждены в ее победе.
— Я не верю в свои успехи на посту начальника полиции. Вот уже год мне ничего не удается, дело Петушиного Рыцаря чрезвычайно повредило мне в глазах короля… Я понимаю неудовольствие его величества…
Дверь кабинета отворилась.
— Монсеньор д’Аржансон, — доложил посыльный.
— Министр! — с живостью сказал Фейдо, вставая. — Все, о чем говорили, решено? — спросил он Беррье.
— Да, если вы этого хотите, — ответил секретарь.
— Хочу.
— Что ж, начнем действовать. Я прямо от вас иду к мадам д’Этиоль.
— Идите и действуйте.
Министр вошел, Беррье низко поклонился и вышел.
XXXVII. Недовольство короля
Когда дверь закрылась, д’Аржансон пристально взглянул на начальника полиции.
— Любезный Фейдо, — сказал он, — с сожалением должен сообщить, что я принес вам плохое известие.
— Я этого ждал, — ответил Фейдо.
— Король поручил мне выразить вам его недовольство. Епископ Мирпуа приезжал сегодня утром просить короля возвратить свободу мнимому Петушиному Рыцарю, которого вы удерживаете, и король отдал мне приказание выпустить из тюрьмы каноника Ронье.
— Но возвратить свободу этому человеку, личность которого не была в достаточной мере доказана, — значит подвергнуться осуждению публики и расписаться в бессилии полиции!
— Этого требует король.
— Как! Я должен признаться, что не поймал Петушиного Рыцаря? Но ведь известие о его конце распространилось повсюду и спокойствие вернулось в Париж?
— Так захватите Рыцаря!
— Каким способом?
— Если бы я знал!
— Черт побери! — сказал Фейдо с тихой яростью.
Маркиз д’Аржансон стоял, не выражая желания садиться.
— Любезный Фейдо, — сказал он, — сейчас же освободите каноника Брюссельского капитула и объясните ему, как вы были обмануты. Теперь последний совет, любезный месье де Марвиль, последний…
— Я слушаю.
— Во что бы то ни стало захватите Петушиного Рыцаря. — И, слегка поклонившись, министр вышел.
В дверь тихо постучали.
— Войдите! — сказал начальник полиции.
Вошел посыльный и принес письмо на серебряном подносе.
— От кого? — спросил Фейдо.
— Не знаю. Мне подали это письмо и велели немедля отнести его вам. Человек, принесший его, ждет ответа.
Фейдо де Марвиль распечатал письмо и прочел послание. Его мрачная физиономия вдруг просияла. «О! — подумал он. — Это было бы большим счастьем!»
Обратившись к посыльному, ожидавшему приказаний, он сказал:
— Проводите сюда этого человека!
Посыльный поклонился, вышел и почти тотчас вернулся.
XXXVIII. Старик
— Войдите, месье, — посыльный отворил дверь и посторонился.
Спустя мгновение на пороге показался человек лет семидесяти, сгорбленный, с белыми волосами, по-видимому, очень смущенный, не смевший идти ни вперед, ни назад и не знавший, что ему делать.
— Войдите! — повторил посыльный.
Старик вошел, и дверь за ним закрылась. Он медленно поднял голову, осмотрелся вокруг с беспокойством, и выражение робости и страха отобразилось на его физиономии.
— Подойдите ко мне! — сказал Фейдо тоном почти любезным.
Старик подошел, низко поклонившись несколько раз.
