— Официально, да, — ответил Сен-Жермен, — но инкогнито он вернулся уже через четыре месяца после своего отъезда.
Шароле пристально посмотрел на Сен-Жермена и побледнел.
— Он вернулся инкогнито четыре месяца тому назад? — повторил Ришелье.
— Да, — ответил Сен-Жермен.
— Зачем? — спросил король.
— Затем, что в Париже, государь, есть один человек, который, почувствовав в своем организме начало болезни, такой же, как у князя, написал ему, умоляя раскрыть секрет ее излечения. Князь приехал, навестил этого человека, и оба условились помогать друг другу не только, чтобы излечиться, но и для того, чтобы поддерживать режим, который должен удвоить их силы. Он привез с собой старика, такого дряхлого и согнутого, что тот казался меньше карлика. Его белая, хорошо расчесанная борода доставала до земли, глаза у него были живыми и искрились, движения были легки, но что-то дьявольское, какое-то врожденное коварство обнаруживалось в его внешности. Этот человек — монгольский доктор Абен-Гакиб.
— Продолжайте! — сказал король.
— Доктор, который был очень искусен — я в этом сознаюсь, — переговорил с человеком, который хотел с ним посоветоваться, и предписал ему вот это лечение. — Сен-Жермен вынул из кармана записку и прочел:
«Наставление к лечению проказы.
1. Больной должен в течение двух месяцев оставаться один, прекратить общение со своими друзьями, особенно с дамами, которым он даже не может смотреть в лицо.
2. Питаться исключительно рыбой, овощами, легким пирожным, пить только воду и лимонад.
3. Жить таким образом, чтобы никакой другой человек, живущий в том же доме, не жил на этаже выше его и даже на том же. Комната, должна иметь три двери и три окна: одно на север, другое на восток, третье на запад. В этой комнате больной должен только спать.
4. Каждый день, вставая и перед тем, как ложиться спать, больной должен прочесть мысленно, не шевеля губами, молитву на индийском языке, но написанную французскими буквами.
5. Каждый день до обеда принимать ванну из ароматических трав, сорванных в известное время, в известных местах и при известных условиях; время, места и условия — моя тайна.
6. Каждую пятницу еженедельно мной будут выпущены у больного с помощью машины моего изобретения восемь унций крови и впущены в открытую артерию восемь унций другой крови, взятой из тела молодой девушки, добродетельной и невинной, старше пятнадцати, но моложе двадцати лет.
7. Последнюю пятницу каждого месяца больной должен принимать ванну, составленную из трех четвертей бычьей крови и из одной четверти человеческой. Эту ванну должно повторить четыре раза в течение четырех месяцев».
Это все, — продолжал Сен-Жермен, складывая пергамент. — Если строго следовать этому режиму, то больной должен вылечиться совершенно.
— И он вылечился? — спросил король.
— Да, государь. Он себя чувствует великолепно.
— И этот человек принимал ванны с человеческой кровью и заставлял впускать в свои жилы кровь добродетельных и невинных девушек?
— Да, государь.
— И это происходило в Париже?
— Да, государь.
— А я этого не знал! И начальник полиции мне не доложил. Возможно, он сам об этом не знал.
Сен-Жермен утвердительно кивнул.
— Прекратим эти шутки, — продолжал Людовик XV, — о них тяжело слышать. Притом просто невозможно поверить в подобную гнусность.
— Если бы не было Тиберия, маршала де Жие и других личностей подобного рода, — продолжал Сен-Жермен, — я мог бы сомневаться. Но король не должен удивляться, когда в наше время повторяют то, что делали прежде…
— Какова бы ни была причина, а все-таки подобные люди, если они действительно существуют, не живут же в воображаемых пространствах, и начальник полиции должен знать, где их найти.
— Это правда, — медленно ответил Сен-Жермен, — для того, чтобы захватить главного виновника, того, кто вызвал князя в Париж, нужно недалеко протянуть руку.
Произнеся последние слова, Сен-Жермен посмотрел на графа де Шароле. Принц Бурбон остался бесстрастен и выдержал этот взгляд, как человек, не понимающий его выражения.
— Вы можете назвать того, кто следовал рецепту монгольского доктора? — спросил король.
— Государь, — с достоинством сказал Сен-Жермен, — я могу открыть обстоятельства, но мне не следует называть высокопоставленного преступника.
— Высокопоставленного преступника, — повторил король.
Людовик XV выпрямился, и его лицо приняло то серьезное и торжественное выражение, которое внушало уважение всем видевшим его на больших церемониях, где король был истинно королем.
— Ваше величество должны догадываться, что дело касается королевского семейства.
— Милостивый государь, — сказал король, — берегитесь! Вы играете вашей жизнью!
— Знаю, государь, — холодно ответил Сен-Жермен, — но я выиграю.
Король молчал. Он медленно поднял голову и обвел всех присутствующих вопросительным взглядом.
— Господа! — сказал он. — Кто-нибудь, кроме графа де Сен-Жермена, знал, что в Париже есть люди, принимающие ванны из крови?
Настала минута нерешительности и замешательства, потом Ришелье обратился к королю:
— Государь, — сказал он, — слухи об этих ваннах из крови ходили давно и ходят до сих пор.
— Говорят также, — сказал герцог де Бриссак, — что надо смешивать бычью кровь с кровью молодой девушки и ребенка, приготовленной в известных условиях.
— Уже давно, — сказал маркиз д’Аржансон, — Париж страдает от многочисленных убийств девушек и детей. Нельзя понять мотивы этих убийств, в них обвиняют Петушиного Рыцаря. Имя его покрывало безнаказанность того, о котором говорит граф де Сен-Жермен, если только граф не ошибается.
— Обвиняли Петушиного Рыцаря, — сказал де Сен-Жермен, — не зная, кто является истинным преступником.
— Как? — с негодованием сказал Людовик. — Подобные происшествия остаются безнаказанными?
— Я хочу слышать имя злодея, который вместе с татарским князем по советам монгольского доктора согласился принимать ванны из человеческой крови, — твердо сказал король.
— Я не могу назвать его, государь.
— Я хочу знать, кто он!
— Я могу указать на него, ваше величество.
— Укажите же!
— Государь, в этом мне должен помочь дух. Я вызову его — он придет!
Сен-Жермен, встав, простер перед собой обе руки.
— Да будет мрак! — сказал он громким и звучным голосом.
Не успел он кончить, как одно окно открылось, и сильный порыв ветра ворвался в столовую и задул свечи.
