— Это значит, что я умру?
— Да.
— Если я должен умереть, зачем же ты откладываешь мою смерть?
— Я должен тебя допросить.
— О! — воскликнул Монжуа, притворяясь удивленным. — Я думал, что ты умнее, Жильбер. Буду я отвечать или нет, я все-таки должен умереть — не так ли? Зачем же мне говорить?
— Умереть можно по-разному, — ответил Рыцарь со зловещей улыбкой. — Смерть немедленная и смерть под пыткой — вещи разные.
Монжуа пожал плечами.
— Под пыткой, — повторил он. — Пытка может испугать тех, кто боится ожогов, ран и воды. Это страдание нескольких часов, и больше ничего. Неужели ты думаешь испугать меня этим, Жильбер?
Наступило непродолжительное молчание.
— Слушай, — сказал Петушиный Рыцарь, — двадцать лет назад в ночь на 30 января 1725 года, в ту самую ночь, когда ты убил мою мать в саду дома на улице Вербуа…
Барон вздрогнул.
— Ты видишь, что я знаю все, — продолжал Рыцарь, — в ту ночь, когда тело моего отца качалось на виселице, воздвигнутой тобой, в ту ночь мне было двенадцать лет! Я приблизился к виселице, помолился на коленях, потом поднялся на ступени лестницы, оставленной палачом. Ухватившись за веревку, я дотянулся до праведной жертвы, наклонившись к ней и приложив губы к ее уху, я сказал: «Отец мой, перед Богом, близ которого ты находишься, я клянусь заставить заплатить тех, кто тебя измучил, один день за каждый час твоих страданий!» — и я поцеловал в лоб моего отца. Тогда я не знал, кто виноват в его смерти. Шли годы, а я ничего не мог узнать, но позже выяснил, что ты, барон де Монжуа, был замешан в этом кровавом деле, и решил убить тебя. Мы дрались, и я оставил тебя, как думал, мертвым. Только через несколько лет я узнал истинную роль, которую ты играл в этом гнусном преступлении.
— Как ты это узнал? — спросил барон.
— От одного твоего приятеля, от того, который тебе помогал, от Шароле, которого я принудил заговорить, когда засунул его в яму с нечистотами. Теперь понимаешь? Ты не умер, я тебя отыскал и сдержу мою клятву.
— Получается, что мне остается жить девять с половиной месяцев? — смело сказал барон. — Раз так, я не стану ничего говорить.
Рыцарь наклонился и посмотрел ему прямо в глаза.
— Ты смеешь шутить с Петушиным Рыцарем? — спросил он. — Когда я говорю тебе о страданиях в продолжение двухсот восьмидесяти восьми дней, то говорю о самом страшном, самом невыносимом страдании, какое когда-либо испытывало человеческое существо. Но ты не умрешь в эти двести восемьдесят восемь дней — нет! Ты будешь жить против твоей воли, но каждую минуту, каждую секунду ты будешь терпеть предсмертные мучения! Ты знаешь, кто я и что способен сделать? — прибавил Рыцарь, быстро вскочив со своего места. — Подумай, что тебя ждет!
— А если я буду говорить? — спросил Монжуа.
— Если ты будешь говорить, то я попрошу душу моего отца освободить меня от данной клятвы и убью тебя без всяких страданий.
— Ты мне клянешься, Жильбер?
— Клянусь.
— Что ж, расспрашивай, а я посмотрю, стоит ли тебе отвечать. О чем ты хочешь меня спросить?
— Кто помогал тебе совершить преступление на улице Вербуа? Ты не мог совершить его один.
— Еще!
— Я хочу знать, кто ранил Сабину в ночь на тридцатое января.
— Еще!
— Я хочу знать, кому адресовано было письмо, найденное возле трупа одного из моих людей, убитого первого февраля на углу улиц Отфейль и Корделье.
— Это все?
— Я должен также знать, кто спас тебя от смерти и каким образом ты оказался жив, если я убил тебя пятнадцать лет назад.
— Ты хочешь знать только это? — спросил Монжуа, качая головой.
— Да. Отвечай!
— Подожди, прежде чем ответить на твои вопросы, я хочу кое-что предложить. Клянусь тебе, что мы можем договориться. Это зависит от тебя. Ты узнаешь все, что хочешь знать, если согласишься выслушать мою просьбу.
— Говори, только скорее, — сказал Рыцарь с угрозой. — Знай, что этот дом окружен моими людьми, и мне стоит только подать сигнал для того, чтобы мои распоряжения были исполнены.
— Вот что я от тебя потребую, — сказал Монжуа с глубоким спокойствием, — во-первых, чтобы ты возвратил мне свободу, потом, чтобы ты отдал мне все деньги, находящиеся в твоих сундуках, потом, чтобы ты отказался от Сабины, которую я люблю и которую я хочу увезти с собой.
Рыцарь поднял свой пистолет.
— Если ты меня убьешь, — холодно сказал барон, — Сабина и Нисетта умрут завтра.
— Они умрут завтра? — воскликнул Рыцарь.
— Да, умрут, — повторил Монжуа. — Умру я или выживу, одни ли останутся эти молодые девушки или будут окружены заботой близких, они умрут в течение суток, если я не поставлю преграду между ними и смертью. Ты думаешь, что держишь меня в своих руках, а на самом деле это я держу тебя в моих.
Дуло пистолета поднялось к голове Монжуа.
— Объяснись! — приказал Рыцарь.
— Когда я оставил этот дом сегодня в восемь утра, я дал этим женщинам яд, от которого противоядие знаю я один. Как видишь, я предвидел все и поступил дальновидно.
— Отравлены!.. — повторил Рыцарь.
— Да. Действие этого яда начинается спустя двадцать четыре часа после приема. Сейчас час, яд был дан в восемь часов, значит, им остается жить еще девятнадцать часов, если они не примут противоядия, рецепт которого известен только мне.
— Если это так, почему ты не сказал этого раньше?
— Потому что хотел прежде узнать твои намерения. Теперь действуй. Убей меня, если хочешь, я отомщен заранее.
— Противоядие! — потребовал Рыцарь.
Барон молчал и отступил на два шага.
— Противоядие! — повторил Рыцарь, подходя к Монжуа и прицелившись ему в лоб.
Барон не отвечал, но все пятился назад.
— Признайся, что ты солгал, — продолжал Петушиный Рыцарь, — признайся, что ты хотел продлить свою жизнь, и, может быть, я оставлю тебя в живых.
— Я сказал правду, — ответил Монжуа, продолжая отступать перед грозным дулом пистолета.
Рыцарь взмахнул пистолетом, Монжуа сделал еще шаг назад и прижался к стене. Отступать дальше было некуда.
— В последний раз: противоядие! — закричал Рыцарь.
— Нет, если они останутся в твоих руках, пусть умрут!
— Умри же и ты! — закричал Рыцарь и спустил курок.
Выстрел грянул, но Монжуа внезапно исчез. Он провалился под пол, который открылся под его ногами и закрылся над его головой. На стене виднелось большое пятно крови. Вероятно, перед исчезновением барон был поражен пулей. Умерли он или был только ранен?
