Так унизительно. Так жалко. Презрение к себе захлестнуло с такой силой, что я задохнулась, прижимая руки к солнечному сплетению. Мне нельзя здесь оставаться, или я потеряю себя, я превращусь в одну из его шлюх, в одну из этих существ, о которых вытирают ноги и заставляют делать все, что хочет тот, кто заплатил. А еще было страшно, что ни одно из его прикосновений не было мне омерзительно до тошноты. А ведь должны были…
Ведь это ненормально! Это неправильно! Я не люблю его! Он мне даже не нравится! Я его ненавижу! Подонок! Он делает со мной все это насильно. А со мной что-то не так, раз я от этого испытала удовольствие. Как же я хочу вырваться отсюда и забыть каждую секунду, проведенную в этом проклятом доме.
Подошла к окну и прижалась пылающим лбом к стеклу. Ударила по нему несколько раз, и оно вдруг резко распахнулось настежь наружу. Я замерла, глядя на припорошенный снегом сад, словно зачарованный, как в сказке, на искрящееся под солнцем белоснежное зимнее кружево. Обманчивая красота, как и все в этом доме. Мишура, под которой кишат черви и грязь. Как и его хозяин — такой идеальный снаружи и прогнивший изнутри. Дом мне напоминал склеп или огромный организм живой и дышащий, пожирающий того, кто в нем очутился, кроме владельца. Перед глазами возникли ворота и машины, стоящие сбоку. Мы приехали вечером, и, когда въезжали, два минивэна как раз выехали за пределы усадьбы. Если бы мне удалось выбраться и залезть в один из них. Как-нибудь. Как показывают в фильмах. Ведь это так просто. Я бы смогла сбежать. Надо хотя бы попытаться. А не сидеть здесь сложа руки и ждать чего-то.
Бросилась к постели, лихорадочно напихала под одеяло подушку и вещи из шкафа. Посмотрела со стороны — кажется, под одеялом лежит человек, а потом бросила взгляд на глазок камеры. Пусть мне повезет. Ведь мне должно когда-нибудь повезти? Хоть раз в этой проклятой жизни! Один единственный!
Вылезла в окно и от холода зашлась в беззвучном крике, содрогаясь всем телом. Разгоряченное тело обожгло как азотом. Не думать об этом. Просто не думать. Вспомнилось, как маленькая лежала в больнице, а мама как раз ждала Митю. Папа работал на заводе сутки/трое. А мне аппендицит вырезали… Мама не могла оставаться со мной на ночь. Я лежала с другими детьми в огромной палате, еще ходила, держась за стенку, не в силах разогнуться. Ночью пошла в туалет. Тишина, дежурная нянечка спит за столом, врачей нет. Я сама по коридору иду, придерживая бок. В той уборной оказалась сломанной ручка. Я не могла выйти оттуда до самого утра. Эта ночь мне, маленькой девочке, показалась самой жуткой и бесконечной. Все самые жуткие страхи полезли наружу и уродливо расползались по грязным кафельным стенам. Я забилась в углу и смотрела на мигающую лампочку без плафона под потолком, облепленную мошкарой, и тихо плакала. Кричать не могла из-за того, что шов болел сильно. Меня открыла утром уборщица и на руках отнесла в палату. Сейчас я чувствовала себя примерно так же — беспомощной, запертой в какой-то грязной яме.
Прислушалась к голосам снаружи — тишина. В этом доме вообще было очень тихо. Как будто здесь нет ни единой живой души. Я прокралась к дорожке, оглядываясь по сторонам. Где здесь чертовый парадный выезд? Это не дом — это чертов лабиринт даже снаружи. Выдыхая клубы пара и дрожа всем телом, шла вдоль стенки, ступая немеющими ногами по мерзлой земле.
— Она в доме, представляешь? Второй день!
Прижалась к стене, не дыша и стараясь не стучать зубами.
— Да ладно? Утром не отправил еле живую восвояси, как всех своих… эмм, посетительниц?
— Не отправил. Закрыл в комнате, приказал держать там неделю.
— Ого! Это что-то новенькое.
— А мне теперь сиди у мониторов и следи за ней. Красивая, кстати, сучка. Смотрел, как она в душе… бл*дь, чуть не кончил! Такая вся ладненькая, упругая. Соски маленькие. Я бы ее укусил за самый кончик, а потом сосал бы и пальцами между ножек. У нее там ни волоска. Такая ммммм. Скулы свело.
Я зажмурилась, сжимая руки в кулаки. Ублюдок. Глаза выцарапаю. Если выберусь отсюда, я всех вас засужу и вашего подлеца хозяина. Такая наивная еще… верящая в справедливость закона. Даже не представляющая, на что способен Огинский и его свита. Но… я делала ошибку за ошибкой. А ведь все было так просто в самом начале.
— Жалко, Монстр не делится ими.
— Какое там делится. Я слышал это… только тссс… он жену свою того… за то, что трахалась с другим мужиком. И ее, и его. Так что ты на его шлюх дрочи молча. А то яйца тебе подрежет и сожрать заставит.
Зажала губы, стараясь не всхлипнуть от ужаса. Пусть замолчат, уйдут, а то меня так трясет, то я скоро не смогу дышать тихо.
— Вов, я там склад не запер и сотовый свой бросил на подзарядке. Ты, если чего, поглядывай. Пойду, посмотрю на сучку эту, а то САМ скоро позвонит. Проверит. Антон мне потом настучит по башке. Я его знаю. Посплю там. Всю ночь дергал меня — то стол накрой, то собак покорми.
— Хорошо. Иди. Я закрою и сотовый принесу, как подзарядится.
— Спасибо, братан. В долгу не останусь, если чего. Что там смена у ворот? Видел движняк какой-то с утра.
— Да. Охрану усилили. Ты ж знаешь Антона, у него бывает паранойя. Скоро собак спустим. Как обычно.
От досады чуть не застонала, кусая губы до крови. Не выйдет никуда бежать, меня тут же найдут и схватят. От мыслей о собаках задрожали колени. Охранники пошли в обратную сторону. А я выглянула из-за угла, выискивая взглядом склад, о котором они говорили — нашла. На противоположном крыле приоткрыта дверь. Бросилась туда, не оглядываясь и не останавливаясь. Заскочила внутрь и прикрыла дверь. От дикого разочарования застонала вслух — на складе не теплее, чем на улице. Даже слезы выступили.
Сотовый того, из охраны, мигал зеленым огоньком в полумраке. Я схватила его дрожащими руками. Сначала набрала номер мамы… и тут же замерла. Нет. Нельзя. Ей только меня сейчас не хватало! Нельзя говорить, что я так влипла. Она сойдет с ума, а с ней Митя. Да и что она сделает? Заявит в полицию? Она даже Ларкин номер телефона не знает.
Ларка… дадада, Ларка. Несмотря на то, что я ужасно разбиралась в местности и не запоминала дорогу, я превосходно помнила номера телефонов, карточек, паспортов и лица людей. И номер бывшей одноклассницы буквально всплыл в памяти цифрами на салфетке из того кафе, в котором мы были первый раз, и я записывала его второпях.
Дрожащими пальцами набрала цифры и, когда услышала ее голос, простонала:
— Ларааааа, это я. Это Надя.
В трубке воцарилась тишина.
— Лара… Лара. Он псих. Слышишь? Ему не нужна горничная. Он так себе женщин заманивает, Лар…
Говорю и… становится еще холоднее. Так бывает. Когда вдруг, проговаривая вслух, начинаешь складывать полный пазл. И у меня он сложился перед глазами. Резко в одну картину. Я лицо рукой протерла, сжимая волосы на виске в кулак до боли.
— Это ты… да? Ты все знала? Тыыыыыы подсунула мне договор. Ты…ты…ты!
Это был срыв. Я расплакалась вслух, всхлипывая, захлебываясь слезами.
