— Ты помнишь, что после десяти вечера нам надо быть на приеме у Каверина?
Повернулся, нахмурившись глядя на Марка.
— Помню.
— Сукин сын ждет, что мы проинвестируем его новый проект. Он как раз его представит на вечеринке.
Инвестировать провальный проект Каверина я не собирался. Но мне нужны были связи его тестя Неверова Станислава совсем в другой сфере, и пропустить прием я не мог. Но да, я о нем забыл. Впервые о чем-то забыл.
— Скоро поедем.
— С дамами?
— Нет. Отвези Нину домой. Я как раз переоденусь.
И вдруг меня словно током шибануло — я увидел, как растянулись в улыбке уголки губ моей игрушки. Она обрадовалась, что я уезжаю. Это напомнило мне, как дети сваливали с моего дня рождения с подарками и сытыми, довольными рожами, а я резал в своей комнате ножницами подаренные ими игрушки, которые купил мой отец и вручил перед тем, как машина привезла их в наш особняк. Да, я знал, что это сделал он, и резал, и представлял, как так же полосую их самих. Их лживые рожи.
Когда Марик с Ниной ушли, а мы остались в зале, я встал и отодвинул стул Нади. А потом долго смотрел ей в глаза, пока вдруг отчаянно не захотел вымазать грязью ее всю. Оттрахать. Запачкать кровью ее белое платье. Смел со стола тарелки, швырнул ее на стол спиной и разодрал на хрен корсаж. И в этот момент она вдруг перехватила мои руки.
— Подожди.
Стряхнул холодные пальцы и с рыком сжал полушария маленьких грудей, чувствуя, как заволакивает маревом разум. Но она вдруг схватила меня за шею, за воротник, потянула к себе, выдыхая мне в лицо.
— Пожалуйста… можно по-другому. Ромааа, по-другому.
А меня трясет от ее груди под ладонями и разведенных ног, сжимающих коленями мои бедра. Трахнуть суку. Стереть с ее лица довольную улыбку. Избавиться от наваждения. Пусть рыдает, когда я уйду. На хер ее улыбки! Насильно ноги в разные стороны еще шире, разрывая резинку трусиков.
— Ромааа… Ромааа… не так!
И вдруг в мои губы ее горячие соленые губы ткнулись. Меня ошпарило кипятком, схватил за волосы, отдирая от себя, заставляя запрокинуть голову, и посмотрел в ее наполненные слезами глаза.
— Заставь захотеть… я хочу тебя хотеть. По-настоящему тебе улыбаться.
И сама губ моих своими коснулась. Так осторожно, так невыносимо больно. Как папиросной бумагой режет по открытой ране. Потому что меня сковало болезненной агонией, свело каждую мышцу то ли от удовольствия, то ли от пытки. Они такие мягкие ее губы. Хочется смять их своими, жадно языком лизать, втягивать в рот, кусать. Медленно отпустил ее волосы и вцепился руками в стол, позволяя ей трогать мой рот губами. Это даже не поцелуи, это слепые тыканья… но такие… меня от них начало трясти, и глаза закрылись, как под адским кайфом, погружение в кипящую нирвану. Похлеще погружения в чье-то тело. Член пульсирует, как при точке невозврата. И осознание — а ведь я захочу еще… я подсяду на эту дрянь. Пальцы на столе нащупали вилку и силой вонзили в стол. Тарелка от удара разлетелась на осколки. Надя отпрянула назад, ошарашенно глядя мне в глаза, а я оттолкнул ее от себя и пошел прочь из залы. Захлопнул с силой дверь и тронул свои губы — их жгло. Словно они до мяса облезли.
— Глаз с нее не спускать, пока я не вернусь. — не узнал свой хриплый голос.
От дикого возбуждения трясет всего. Мне нужно срочно кого-то оттрахать. Сегодня же. Сейчас же. Или же я кого-то убью.
Глава 17
Гнёт спину лесть.
"Король Лир"
Уильям Шекспир
Я смотрел на Каверина, который с невероятным запалом рассказывал о своем проекте с покупкой акций обанкротившихся предприятий и его стратегией по их поднятию на высокий уровень, и перепродажей с большой прибылью. Он доказывал перспективность самих компаний с неправильным финансированием, рекламной кампанией и неопытным руководством. Он говорил и смотрел только на меня, потому что лишь я мог дать этому идиоту денег, но я не собирался этого делать. Слушал краем уха его бред и крутил в пальцах бокал с золотым дном. Золото. И перед глазами ее коса в моих пальцах и задыхающийся рот. Когда швырнул на стол. Губы все еще жжет от ее прикосновений. Тронул их сам снова, и внутри появилось сосущее чувство. Вот оно. То, чего я так… да, бл*дь, боялся. Я сейчас продал бы дьяволу что угодно, лишь бы она снова вот так касалась губами моих губ. Все те другие, которые тянули к моему рту свои надутые силиконовые вареники, вызывали лишь чувство гадливости. Я никого и никогда не подпускал трогать свой рот.
А она… она меня ласкала губами. Меня никто и никогда вот так не касался. Словно пробуя на вкус и отдавая свой. Так нежно, так невыносимо осторожно. И тут же яростно взрывается адреналин в висках. Ни хрена она не пробовала. Шкуру свою спасти хотела, не более. Как мои школьные дружки-лицемеры, которые, едва выходили из моего дома, ржали с богатенького уродца. Я перевел взгляд на жену Каверина — крашеную блондинку в шикарном ярко-алом платье и с такими же алыми губами. Я хотел трахаться. Я хотел вытрахать из головы эту суку. С кристальными глазами и мягкими розовыми губами. Я хотел хотя бы один вечер не думать о ней.
Скучная и примитивная охота, когда Каверина замечает мой взгляд и деланно стыдливо опускает наращенные ресницы размером с маленький веер. Ее язычок бегает по губам, и она пытается невпопад улыбаться своему придурку и без пяти минут рогоносцу. Каверин женился совсем недавно на дочери Неверова — одного из самых влиятельных владельцев игорного бизнеса в столице и пытался показать ему, что он не кусок дерьма и может убедить меня инвестировать его проект. Он таскал свою жену по всем мероприятиям с собой и восхвалял ангельский характер и чуть ли не особенную чистоту. А я смотрел на нее и прикидывал — за сколько минут оттрахаю в рот и в какую из своих дырок она мне даст сегодня.
Едва она встала и направилась вглубь коридора, я последовал за ней и уже через пару минут зажал ее в уборной, щёлкнув замком изнутри.
— Вы что? Ннне надо, зачем… мой муж и…
— Да ладно…
Потянул к себе за корсаж.
— Не хотела меня, м?
— Хотелааа… ужасно хотела. Как ты догадался? Трахни меняяяя.
— Степень влажности…, - пальцами потереть ее промежность через платье, — видно по глазам женщины.
Так же, как и ее желание насосать мужу на проект и показать отцу фак. Еще одна причина стать грязной шлюхой. Я смотрел на нее исподлобья и вытирал туалетной бумагой ее губы, пока она доставала мой член из штанов и не распахнула широко глаза, взяв его в руки. Я тут же развернул ее спиной к себе, нагнул над раковиной, задрал платье на поясницу, сдвинул трусы, развел в стороны ягодицы, впиваясь ей пятерней в затылок, прижимая голову к мрамору столика и вдираясь в ее тело одним толчком, видя свое отражение в зеркале и ее округлый зад у моего паха.
