— Пошли вон. Пусть нас не беспокоят.
Я опасливо обернулась, а он остановился позади меня, и теперь я видела нас обоих в зеркале напротив.
Достал из кармана бархатный футляр, извлек из него ожерелье из золота с черными камнями. Повел им по моему плечу, заставляя вздрогнуть от касания металла к коже. Надел мне на шею и не торопясь застегнул. Из зеркала на меня смотрела совсем другая женщина. Не я. И от нее дух захватывало… она точно не могла быть мною, и бешеный взгляд Огинского смотрел на нее в жажде сожрать. Мне даже показалось, что он может оскалиться, как хищник, и впиться клыками мне в кожу.
— Если грязь облачить в золото, она уже не так отвратительна, верно, Надя? Тебе ведь нравится ощущение тяжести драгоценностей на своей шее? Я могу осыпать тебя ими с ног до головы за все твои «да».
— Сколько не облачай грязь в золото, она все равно останется грязью, — ответила я ему, глядя в глаза через стекло.
Набросил мне на плечи кружевной черный шарф. Так, словно делал это с другими женщинами и довольно часто.
— Твоя красота завораживает, Надя. Ты ядовитая маленькая дрянь, которая сводит меня с ума и заставляет желать причинить тебе боль. Много боли. С тобой не выходит «не так». Ты сама заставляешь зверя срываться с цепи… и знаешь, что… — сдавил мою руку чуть выше локтя, — ему это нравится. Ведь это дает право рано или поздно порвать тебя на куски. Грязь, значит?
Резким движением развернул к себе и впечатал в зеркало, сдернул верх платья на талию, задохнулась от прикосновения холодного воздуха к голой коже.
— Не смей! — всхлипнула и с какой-то совершенно безумной надеждой подумала о продавщицах там за дверью.
— Один крик и там снаружи кто-то умрет. Ты хочешь взять на себя такой груз вины и настолько испачкать свою совесть….она не тело, ее не отмоешь в ванной?
Я смотрела на него исподлобья, чувствуя, как волны страха накатывают издалека.
— Чего ты хочешь от меня?
— Оставить на тебе пару пятен, малышка. Сними трусики и засунь их себе в рот.
Отрицательно затрясла головой.
— Снимай.
Внутри все похолодело.
— Я сказал — снимай, или сниму я.
Медленно стянула трусики, дрожа от ужаса и глядя ему в лицо. Все очарование испарилось и стало нечем дышать от паники. Он отобрал у меня скомканное черное кружево.
— Открывай.
Качнула головой, чувствуя, как начинают наворачиваться на глаза слезы.
— Мой член или твои трусики.
Открыла рот, проклиная его, содрогаясь от бессильной ненависти, ужаса и надвигающейся истерики. Как можно быть в одну секунду до сумасшествия обаятельным и уже в следующую превращаться в ублюдочного психопата. Огинский с выражением дичайшего наслаждения на лице засунул мне в рот кружево, поворачивая лицо к себе и глядя в глаза, повел пальцами по моим волосам.
— Золото и грязь…
И, сдернув с моей шеи шарф, сильно надавливая колючим кружевом, повел им по моей шее вниз к соскам, почти болезненно потирая самые кончики.
— Раздвинь ноги, Надя. Я хочу играться. В тебя. Сейчас.
Глава 19
Мириться лучше со знакомым злом,
чем бегством к незнакомому стремиться.
Уильям Шекспир
Смотрит мне в глаза своими адскими глазами и не перестает водить проклятым кружевом по моим соскам, и мое дыхание учащается, становится прерывистым и тяжелым.
— Подними руки, малышка. — интонация меняется, и мне кажется, его голос так же, как и кружево, царапает кожу, оставляя легкие невидимые линии на моей коже. — Держись.
Вскинула руки и дрожащими пальцами впилась в тонкую железную перекладину над зеркалом. Подняла взгляд вверх на свои сжатые ладони, но он выдохнул мне прямо в губы.
— Только мне в глаза. Будь послушной, как я люблю.
Перекидывает кружевной шарф через мою шею и тянет вниз между грудей к животу.
— А ты дрожишь. Мне нравится эта дрожь, как и мурашки на твоей коже. Отзывчивая, Надя. Ты даже не представляешь, какая ты отзывчивая.
Петля на горле ослабевает, а он скользит кружевом еще ниже, и, когда касается им между моих ног, я сильно вздрагиваю, потому что, оказывается, там до боли все чувствительно. Проклятый искуситель и манипулятор цепко держит мой взгляд, точно впился в него намертво и не дает даже моргнуть. Весь контроль у него, мне кажется, он контролирует даже мое дыхание. Есть в этом что-то до отвращения порочное и в то же время прекрасное настолько, что я не в силах отвести взгляд от тигриных глаз. Шумно втягиваю воздух носом, и он вдруг зажимает его двумя пальцами.
— Ты такая красивая с черным кружевом во рту, одетая лишь в золото. Если бы ты видела себя моими глазами… хочется сделать вздох, да? Очень хочется. Так и мне. Надя, мне хочется сделать глоток тебя… а ты не даешь, и я выгрызаю каждый из них.
Разжал пальцы, я судорожно втянула воздух, а он повел языком по моей скуле, и вместо отвращения я вдруг почувствовала уже знакомую тяжесть внизу живота, потягивающие спазмы. Пока он не натянул кружево так, что оно впилось в мою плоть между складками там внизу, и я широко распахнула глаза, вздрогнув всем телом. Как же это грязно и порочно то, что он творит со мной, это так отвратительно и унизительно… унизительно, что мне это нравится. Огинский наклоняет голову к моей груди, я ощущаю его язык на соске и непроизвольно всхлипываю, запрокинув голову назад, и тут же мычу, когда он сильно втягивает сосок в рот и так же сильно тянет шарф назад уже между ягодиц, кружево трет нежные складки и пульсирующий клитор. А сосущие движения его рта заставляют изогнуться и закрыть глаза.
— Смотри на меня, Надя. Нравится?
Отрицательно качаю головой. А вспотевшие ладони скользят по перекладине. Он потянул шарф вперед, одновременно подув на мокрый после его рта сосок, и все мое тело дернулось от невероятно острых ощущений. Огинский тянет материю назад и вперед, заставляя меня переминаться с ноги на ногу, выгибаться назад, выпячивая грудь и видя, как он пожирает голодным взглядом мои влажные и острые соски. Предательское тело дрожит от похоти. И я ненавижу эти мгновения почти так же сильно, как и не желаю, чтобы он оставил меня, бросил с этой зудящей болью между ног.
— Возбуждена до предела, Надяяяя. Вот он — голод. Ты теперь понимаешь, что он причиняет боль? И в ответ хочется причинить ее тебе.
Ущипнул сосок и потянул его на себя. Выдыхаю резко через нос.
— Реакция тела никогда не лжет.
Одной рукой сжал мои скулы пятерней, а другую опустил вниз, и я почувствовала его пальцы вместе с кружевом. Безошибочно нашли пульсирующий узелок и потерли сквозь материю. Каждое касание — как удар огненной плетью. Меня вскидывает за его рукой в животном инстинкте получить больше.
