И еще мне было ужасно странно находиться среди всех этих людей в дорогой одежде, с великолепными причёсками, голливудскими улыбками, пафосными словечками и жеманством, со всем этим лоском, которого я раньше никогда не видела.
«Все они лжецы, малышка. Все они комедианты и лицемеры. Грязные развратники. Которые бдят только чужую благодетель. Здесь нет правды и никогда не было. Поэтому она столь ценная для меня».
Я не сразу поняла, о чем он говорит… поняла гораздо позже. На одном из приемов я услышала, как две женщины говорили обо мне и о Романе в уборной. Те самые женщины, которые мило улыбались, протягивали руки и целовали меня в щеки. Мне казалось, что я нравлюсь окружению Романа. Казалось…
— Видела сегодня пигалицу Огинского? Вырядилась в платье от Шанель. Как свинья в бисере.
Всего лишь час назад она нахваливала мой наряд. Шатенка с большими губами и глубоким декольте на пышной груди.
— Видела. Где только подобрал такую. Наверное, сам ее одевает, там на лицо явная провинциалочка с замашками быдла. Что только нашел в ней.
— Целка, наверное, была. Говорят, из обслуги, или где он там ее откопал. Провинциалочка оказалась более ушлой, чем ты, Валя.
— А мне он зачем, павлин напыщенный. Я замужем.
— Ну до замужества ты засветилась с нашим миллионером под ручку на паре вечеринок.
— Я сама его бросила. С его тараканами только такие вот дуры и будут его терпеть.
Вторая рассмеялась.
— Рассказывай. Сама бросила. Самого завидного холостяка и одного из самых богатых людей страны? А не он ли оставил тебя в оплаченном номере отеля и укатил в Дубай с какой-то моделькой с показа твоего будущего мужа.
— Все-то ты знаешь.
— Та не злись ты. Я про другое думаю, как вот таким вот пронырам удается ухватить их за яйца.
— Я слышала, дочка Неверова как-то была его любовницей. Кажется, пыталась выбить инвестиции для своего мужа. В итоге инвестиций не получила, но член Огинского попробовала. Какой же он любовник, оооох.
Я стиснула сумочку, чувствуя, как темнеет перед глазами и как сильно хочется войти туда и оттаскать их за волосы.
— Ооо, если папаша пронюхает с его-то правильностью. Тот еще старый сукин сын и педант. Так и не женился, и дочку у своей пассии отобрал. Такого б окрутить…
— Та он импотент. Его никогда с женщинами не видели. Каверина отлично устроилась, и Тимурчик ее красавчик, ни разу не изменял ей, и папаша новую мачеху не приволок.
— Зато сама Каверина под кем только не побывала.
Я передумала заходить в эту уборную и пошла искать другую, сжимая в руках сотовый телефон, с которым я теперь не расставалась. Увидела в конце коридора дверь и поспешила туда, но едва хотела дернуть ручку, услышала сдавленные стоны и звуки возни. Осторожно потянула за ручку на себя и замерла — у стены стояли двое мужчин, один совершенно седой, запрокинув голову, ритмично двигал бедрами, а другой стоял на коленях и с причмокиванием заглатывал его член.
— Соси, Тимур, соси, мальчик, о, дааа.
К горлу подступила тошнота, и я тихонько прикрыла дверь, продолжая сжимать сотовый вспотевшими пальцами. Когда я потом вернулась в залу и села за стол рядом с Романом, увлеченно беседовавшим с мужчинами, сидящими напротив, я сделала большой глоток из своего бокала и медленно выдохнула. После увиденного слегка подрагивали руки. Те двое пришли порознь. Один из них сел во главе стола и поднял бокал за свою прекрасную дочь, а другой… другой сел рядом с его дочерью и прижал ее руку к своим губам… тем, которыми… которыми ублажал ее отца. Я перевела взгляд на Романа, но он был увлечен беседой с Марком, хотя и стиснул мои пальцы под столом, успев спросить все ли в порядке. Я рассеянно кивнула и положила на стол сотовый. Заметила, что он почему-то что-то записывал. Выключила и тут же спрятала в сумочку. Ложь, везде сплошная и грязная ложь. Не зря Роман постоянно говорил об этом. Лицемерие, где дочь спит с любовниками, а отец имеет ее мужа. Посмотрела на Романа и перевела взгляд на Каверину, жеманно что-то говорившую соседке слева и поглядывающую в мою сторону. Не знаю почему вспомнила об этом…, наверное, потому что он заговорил о лжи. Наверное, потому что я вдруг поняла, что могу оказаться не единственной женщиной в жизни и в постели Огинского. И возможно, мое время рядом с ним имеет свои сроки.
* * *
— Я ненадолго уеду.
Его голова лежит на моей груди, и он гладит большим пальцем тонкий шрам от аппендицита, вызывая приятные мурашки. Пальцы замирают в его волосах. Мне почему-то не нравится, что он уезжает. Я даже не верю, что не так давно я мечтала, чтоб он испарился и вообще исчез с этой планеты. Я даже хотела его убить. Не спросила куда… а ужасно хотелось, но я почему-то была уверена, что он не ответит.
— Ненадолго — это насколько?
— Дня на два-три.
— Когда?
— Через несколько часов. Когда ты еще будешь спать, малышка.
Его губы щекотно целуют мой живот, едва касаясь кожи, вызывая трепет.
— Будешь скучать по мне?
— Не знаю.
Вскинул голову и подтянулся на руках вверх.
— Знаешь. Но либо сейчас скажешь правду, либо солжешь.
Ждет… а в глазах то самое темное, страшное, тоскливое.
— Буду скучать по тебе, Рома, буду скучать каждую секунду.
Улыбается уголком рта. Не верит, я вижу.
— Ты единственный человек во всей вселенной, чья ложь меня не раздражает и не злит.
— Может быть, потому что ты чувствуешь, что я не лгу.
Он отрицательно покачал головой, поглаживая мою скулу и склоняясь к моим губам.
— Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!*1
Так странно слышать от него стихи в такую минуту. И нет, это не романтично. Просто он ужасно умный и начитанный. Я уверена, что нет той сферы, где бы он не разбирался. Иногда я слушала его разговоры с партнерами или с Марком, и у меня дух захватывало от тех планов, что он озвучивал вслух, и схем, что рисовал Марку, и даже тот поднимал брови. Я ни черта в этом не понимала. Но мне нравилось понимать, насколько он умный.
— Какой же ты дьявол!
— Ну так.
Мой дьявол. Я начала про себя называть его своим. Именно в этот момент я и заболела. Им. Да и разве у меня был шанс не заболеть? Хотя бы малейший, ничтожный шанс против такого мужчины, как Огинский. Я была слишком неопытной и наивной, меня мог обмануть кто угодно. А Огинский не обманывал, он совращал, он делал все, чтоб я начала сходить по нему с ума. В этой войне я изначально была пленницей и проигравшей.
Но он даже не представлял, КАК я скучала. Я и сама не могла этого представить. Мне в голову не приходило, что настолько будет его не хватать. Особенно тоскливо становилось в те часы, что мы проводили вместе. Меня больше никто не контролировал, никто не ходил за мной, пока я перемещалась по дому.
