Мне казалось, что дорога длится целую вечность. Не часы, не минуты, а года и столетия. И чем ближе я к нему, тем больнее бьется сердце в груди. Когда взяла такси, я уже не знала — сердце ли во мне или колокол, который сотрясает набатами все мое тело.
— Вам куда?
Я назвала адрес и увидела, как вскинул голову таксист и посмотрел на меня в зеркало.
— Вы уверены, что вам нужно именно туда?
— Да, уверена.
— Там только одна усадьба Багровый закат.
— Мне нужно именно в нее. Все верно.
Таксист повернулся ко мне всем корпусом, его глаза округлились:
— А вы ничего не знаете? Несколько недель назад об этом гудел весь Интернет.
— Чего не знаю?
Мне вдруг стало не по себе, словно ком подкатил к горлу, и сердце резко замедлило свой бег, внутренности скрутило предчувствием.
— Багровый закат сгорел дотла. Не уцелел даже заповедник. В тот день был сильный ветер, и огонь перекинулся на деревья. Пожар не могли потушить очень долго. Зарево было видно на окраине города, так полыхало.
Я сделала резкий вдох, так, словно воздуха не хватает, шумно, с хрипом. Мне, и правда, его не хватало.
— Аааа… — я не могла спросить, не могла произнести ни одного слова. Захлебываясь вздохами, я схватилась за горло.
— Говорят, сам хозяин поджег свое имение, но никто не знает достоверно. Так, сплетни. Он, конечно, тот еще чокнутый этот Огинский, но сжечь свой дом! Не думаю, что он больной до такой степени.
Я продолжала задыхаться и пыталась найти застывшими пальцами бутылку с водой.
— Он даже пострадал в огне, вертолет забирал пострадавших в город. Этот дьявол как всегда не дал интервью журналистам, а потом всю Сеть почистили от новости.
Я наконец-то смогла вздохнуть, и по щекам полились слезы, нашла бутылку с водой, открутила крышку, сделала несколько глотков, пытаясь отдышаться.
Живой… О, боже! Он живой… Смотрела на таксиста, который словно не замечал моего состояния и продолжал болтать как заведенный. Он даже не подозревал, что только что убил меня и тут же воскресил с такой острой и быстрой жестокостью, что у меня кислотно-ядовитым осадком трясло все тело.
— Поехали. — хрипло сказала я.
— Куда?
— Туда.
Не знаю, зачем попросила об этом, наверное, я хотела своими глазами увидеть пепел, оставшийся от усадьбы, которую я когда-то ненавидела так же люто, как и ее хозяина. Таксист пожал плечами, и мы тронулись с места. Сейчас мне казалось, что первый раз я сюда ехала так давно. Целую жизнь назад. В ней не было боли, в ней не было смертельной тоски, в ней не было слез, выжигающих душу до лохмотьев. Но я бы ни за что не хотела вернуться туда, где я не познала всего этого. Я ведь и не жила тогда, я существовала, я — как все. С Романом никогда не было как у всех, никогда не было просто и понятно, но мне вдруг показалось, что самой наполненной жизнью я жила только те месяцы, что провела с ним.
— Его мать умерла как раз после пожара, говорят, ей была дорога эта усадьба, не выдержала потери. Собаки тоже пострадали. Никого не пожалел изверг. Хорошо хоть слуг рассчитал за день до этого.
— А можно без комментариев? — спросила и сама не поняла, как смогла произнести хоть слово.
— Не понял?
— Что вы болтаете, как баба, вы что-то понимаете в том, что говорите? Вы знаете этого человека? Выполняйте свою работу и желательно молча.
Его глаза округлились снова, и он резко замолчал, а я, тяжело вздохнув, снова повернулась к окну. Я еще не знала, что делать дальше и где искать его, но я знала, что найду. Он бы меня нашел. Непременно. Если бы знал, что я этого хочу. Что ты натворил, Рома? Ты себя наказал? Как в детстве? Как в тех письмах, которые писал отцу? В них маленький мальчик сжигал свои игрушки, потому что в них никто не хотел играть. Зачем ты сжег дом, Ромаа?
Перед глазами его лицо и глаза… в которых потонула та самая боль, которую он редко показывал, она плескается на дне. Пузырится пеной, как кислота, отравляя ему существование. Превращая каждый его день в агонию.
Обугленные деревья походили на позорные столбы, и пепел, застилающий землю, напоминал серые хлопья снега. Багровый закат превратился в долину смерти с черными обломками камней, пустыми глазницами выбитых окон, висящей лохмотьями крышей. Я попросила таксиста подождать меня и вышла из машины. В воздухе витал смрад. Все еще воняло гарью. Дом походил на убитого и растерзанного зверя, чьи кости тлели под летним солнцем и дымились от капель дождя. Нет, я не чувствовала триумфа, мне казалось, что этот дом как олицетворение самого Огинского. Как физический пример его саморазрушения. Словно он сжег не усадьбу, где родился и провел детство, он сжег самого себя, и мне страшно подумать, какое чудовище освободилось из недр этого ада. Но я больше его не боялась. Это мое чудовище.
Никогда не думала, что позвоню ей сама, что смогу это сделать, не содрогаясь от ненависти к ней. Но ненависть никогда не жила во мне долго, но это не означало, что у меня короткая память. Лариса ответила не сразу, и я даже испугалась, что у нее сменился номер, и тогда мне будет неимоверно трудно искать Огинского, начиная из ниоткуда.
— Привет, Лара.
Молчание в трубке, и я мысленно прошу ее не отключать звонок.
— Что тебе надо?
Узнала, значит. Это хорошо.
— Ничего особенного, всего лишь узнать, где можно найти Огинского.
Она ухмыльнулась, это было слышно даже в сотовом.
— Откуда я знаю, где этот ублюдок. Я ничего о нем не слышала с тех пор, как по твоей милости мне чуть не отрезали язык.
— Но твой язык цел, насколько я слышу.
— Цел. Но я не хочу его лишиться, болтая с тобой тут. Может, господину Огинскому это снова неугодно. Черт его знает.
— Он не узнает об этом. Мне нужно его найти, Лара. Помоги мне!
— Пыф! Скольким его телкам нужно было потом с ним связаться, на коленях вымаливали личный номер. С чего бы я тебе стану помогать?
Она нарочно била меня в самое сердце, метко била, больно так, что я вздрагивала от ее слов.
— Потому что ты мне должна, Лара. Потому что в отличие от всех других его телок, меня ты просто продала ему, как вещь, против моей воли! А долги надо возвращать.
Несколько секунд молчания.
— А ты поумнела. Еще неясно — кто кому должен.
— Несколько месяцев моей жизни мне задолжала именно ты. И заметь, я не прошу у тебя платы, я прошу помочь мне найти Огинского.
— Я не знаю, где этот ублюдок. Реально не знаю. Чокнутый психопат сжег свой дом и растворился в аду, наверное.
— Давай обойдемся без отступлений в лирику. У тебя наверняка остались какие-то связи, номера ваших каких-то общих знакомых.
