— А в какой больнице лежит Наташа? Может, навестим ее завтра?
Реакция Риты была неожиданной. Она прямо-таки рухнула на стул и, как слепая, уставилась в одну точку.
— Рита? Что с тобой? Тебе нехорошо?
И когда она вернулась к нему из какого-то своего болезненного ступора, то тоже, вероятно, заставила себя улыбнуться:
— Нет, со мной все хорошо. Просто слишком горячая вода была, перегрелась.
Она сидела перед ним такая родная, прежняя, и ему так хотелось ее обнять и прижать к себе, что он подумал даже, что там, на Садовой-Каретной, был кто-то другой, какая-то женщина-фантом, двойник Риты.
— Рита? — Он взял ее за руку, притянул к себе и тотчас почувствовал какое-то сопротивление. — Что с тобой?
— Да все нормально.
— Ты мне не ответила.
— О чем ты? — Она отводила взгляд в сторону, даже голову отвернула.
— Почему ты не смотришь мне в глаза? Что с тобой? Что с нами не так? Ты изменилась, что-то скрываешь.
— Если ты про Наташу, — тут она спокойно взглянула ему в глаза, — то с ней все более-менее. Скоро выпишут. Она же молодая, сильная.
— Ты не обижаешься на меня из-за того, что я ее ни разу с тобой не навестил? Говорю же, мы можем поехать к ней завтра же утром. Я все свои дела отложу.
— Нет-нет, что ты! К чему все это? С ней все хорошо.
— А что ты делала сегодня на Садовой-Каретной, в той квартире? — Слова вылетели у него сами. Он сам так испугался, что у него чуть сердце от волнения не остановилось. — Рита!
Она вдруг судорожным движением схватила его за руку и принялась целовать ее. Молча, так, как если бы от количества этих коротких и теплых поцелуев сейчас зависела чья-то жизнь.
— Рита, остановись. Объясни мне…
Она отпустила его руку.
— Сережа… Ты-то откуда узнал?
— Вероника сказала.
— Понятно… — Она стянула с головы полотенце, и ее влажные, пахнущие карамелью волосы рассыпались по плечам. — Я не хотела, чтобы ты знал. Но раз так все случилось… Я не хочу, чтобы ты страдал. Сережа, достань водки. Разговор есть.
20. Таня. 13 января 2018 г
— Что теперь со мной будет?
Таня сидела на кровати, обхватив руками колени. Тело ее отдыхало после длительной лыжной прогулки, да и нога с содранной кожей ныла, но когда она закрывала глаза, перед ней все еще подрагивала, как живая, вилась, уходя вдаль, голубоватая лыжня. Глаза ее, много лет видевшие перед собой лишь клавиши, словно прозрели, наполнились солнечной бирюзой нежнейшего снега, сиреневых далей, голубых и белых пышных облаков. Она не знала, как выразить словами свой восторг, который она испытала, скользя на лыжах по тенистому лесу и вдыхая сладкий, морозный, пахнущий арбузом воздух. Она просто глубоко дышала, двигаясь всем телом и опираясь на такие тонкие, но такие крепкие лыжные палки. Проводя долгие часы за инструментом, работая лишь руками, пальцами, она так истосковалась по настоящему движению, какой-то телесной свободе, по свежему воздуху, простору, что теперь, встав на лыжи, почувствовала, как наполняется силой ее тело, как пробуждается в нем прежняя, почти детская гибкость и легкость.
В спальне огромного дома, куда привел ее, уставшую и счастливую после лыжной прогулки, Женя, сосед, она, сморенная и переполненная свежестью, уснула. А когда проснулась, поняла, что снова совершила какую-то глупую ошибку, позабыв про все на свете. И с ужасом представила себе, что сейчас происходит в соседнем доме, где она оставила Игоря Николаевича, и поняла, что на этот раз он ее уж точно не простит. На улице была ночь, окна в доме, где она могла бы зажить взрослой жизнью, став женой Светлова, ярко горели. Она вдруг ясно поняла, что никогда уже не вернется в училище, к этим утомительным занятиям, упражнениям, прослушиваниям, концертам, но вместо того, чтобы расстроиться, почувствовала невыразимую радость и свободу! Ей теперь не придется вставать чуть свет, чтобы ехать в училище, разучивать до ломоты в пальцах очередной этюд или прелюдию Баха, выслушивать нравоучения Игоря Николаевича, ревновать его к другим его ученицам, но, главное, не придется краснеть каждый раз, когда он попросит ее раздеться. Сейчас, когда она чуть не потеряла сознание от прикосновений молодого и сильного парня Жени, когда успела насладиться запахом его тела и упругостью его губ, ей было уже ничего не страшно, и она поняла, что уже никогда, что бы ни случилось, не позволит Светлову сделать с ней то, что он проделывал с ней буквально этим утром и что будет повторяться каждый день, если она все-таки выйдет за него замуж.
Насколько скованно чувствовала она себя в руках Игоря Николаевича, настолько свободной и открытой к наслаждению она была с Женей.
Он, в отличие от Светлова, не предлагал ей руку и сердце, просто сказал, мол, живи здесь сколько хочешь, деньги у меня есть. Никаких гарантий, никакого обещания светлого будущего, никакой определенности, просто кружится голова и хочется новых поцелуев. Что это, может, она сошла с ума, может, у нее повредился мозг после этой аварии? Но рядом с Женей и эта история с аварией и Олиным убийством поблекла, стала менее опасной, да и вообще приобрела оттенок фарса, какого-то черного гротеска. Рассказывая Женьке об этом, она хохотала как сумасшедшая, и ей было приятно, что он смеется над ее похождениями.
Вычеркнув из своих мыслей все, что было связано с музыкой, училищем и Светловым, Таня словно вернулась в детство. И эта волна воспоминаний и детских впечатлений накрыла ее, как теплым лоскутным одеялом, подставив яркому зимнему солнцу подзабытые картины ее прежней жизни: родной деревенский пейзаж с речкой, лугами и длинными качелями над водой, милый до слез мамин профиль, когда она склонилась над миской с тестом; ее щека, припудренная мукой, ее улыбка, от которой на душе становилось так хорошо; скрип снега под великоватыми, но такими теплыми валенками, пухлые сугробы, огромная рыбина, выловленная соседом в проруби и подаренная им с мамой на жареху; газовая, пышущая жаром печка с голубыми изразцами в старом графском особняке, превращенном в музыкальную школу; огромных размеров букетище маков с ромашками в трехлитровой, зеленоватого стекла банке на столе в саду, жужжанье пчел; тарелка, полная клубники, рядом с кувшином молока…
Как это могло случиться, что все это вернулось к ней там, на лыжне, когда она неслась по лесу, глотая морозный воздух и желая одного — взлететь?!
— Может, поедим? — спросил Женька, целуя ее плечо. — Хочешь? Я приготовлю тебе.
— Хочу.
Пока он готовил салат, распространяя по столовой запах перца и свежих помидоров, Таня расположилась перед телевизором, взяла в руки пульт и принялась им щелкать.
Увидев на экране знакомое лицо, она сначала подумала, что окончательно свихнулась — на нее смотрел Игорь Николаевич. Он что-то говорил, но его заглушал голос репортера:
— …арестован известный пианист, Игорь Светлов, которого многие помнят в связи с его печальной историей, когда он травмировал руку и потерял возможность продолжать свою карьеру исполнителя. Несчастный случай, в результате которого была повреждена его рука, изменил его судьбу. Но сегодня мы говорим о нем, к сожалению, не как о музыканте и талантливом человеке, а как о возможном убийце Вадима Соболева. Из проверенных источников нам стало известно, что в подъезде, где проживал Вадим Соболев, автомеханик, снимала комнату любимая ученица Светлова, Татьяна Туманова. Ревность, жгучая ревность влюбленного в свою ученицу преподавателя стала причиной трагедии, разыгравшейся буквально на днях в квартире на Садовой-Каретной. Игорь Светлов, узнав о том, что Вадим Соболев домогался до его ученицы, встретился с ним и, подсыпав в вино цианид, его отравил. Момент, как Светлов заходит в подъезд, а потом и выходит, зафиксирован камерой видеонаблюдения…
