То, что он говорил потом, она понимала с трудом — он разговаривал с ней на каком-то своем, грязном, матерном с примесью жаргона языке, и смысл сказанного им сводился к тому, что она для него старая, что он с трудом переносил ее в постели, что после нее он всегда долго мылся, чтобы смыть с себя запах ее старого тела. А ей всегда казалось, что в свои сорок пять у нее хорошее, вполне себе молодое тело, даже красивое. Он говорил ей такие страшные вещи про то, что спал с ней исключительно ради кредита, ради денег и что никогда в жизни не женился бы на ней, потому что у него есть невеста… И что никакого участка не существует, что он все это придумал, чтобы только развести ее на деньги. Он убивал ее не руками и ногами, что было бы куда менее больно, а словами и той правдой, которая была смерти подобна.
— Вадим! Это вообще ты?! — закричала она, захлебываясь слезами. — Это — ты-ы-ы!!!
Она никак не могла понять, как можно вот так, открытым текстом говорить женщине, с которой ты так много времени проводил в постели, что все это делалось, по сути, в счет будущих денег, в надежде на то, что она возьмет кредит. Он ей прямо сказал, что пользовался ею, пользовался, использовал… Он несколько раз повторил это слово — как ножом колол.
А потом схватил ее за руку, поднял, поставил, как куклу, набросил шубу и выставил за порог, босиком, вышвырнув следом ее сапоги и шарф.
Последнее, что она помнила из того адового дня, это ванную комнату Ритиной квартиры, где она, замерзая в горячей воде, икая и рыдая, рассказывала ей все то, что с ней произошло.
— Он даже не разговаривал со мной, как с человеком! Избил и выкинул из квартиры. Рита, скажи, что все это происходит не со мной! Господи, как же холодно…
Зубы стучали, тело содрогалось, ей хотелось уйти под воду с головой, чтобы согреться. Рита вытаскивала ее оттуда и плакала, плакала.
— С-сп-пасибо… что отговорила к-кредит…
Потом они пили водку на кухне, листали сайты — искали яд. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал.
Да, вот здесь это было, в этой комнате. И здесь она упала после того, как он ее ударил. Это как же нужно ненавидеть человека, чтобы вот так с маху, как мужика, шарахнуть ее кулаком по голове? Что же в ней не так? И о каком запахе он говорит? Или же просто держал в голове такую вот дурно пахнущую заготовочку из самых унизительных и оскорбительных для женщин выражений? Ударил по ее возрасту, по телу… Слово «климакс» вообще оказалось бомбой замедленного действия, и она взорвалась чуть позже, вероятно, когда Рита, испугавшись замершей в ступоре сестры, определила ее в больницу.
Получается, что она, раздобыв яду по интернету (вот этот фрагмент ее жизни память удалила напрочь), снова пришла к нему, сюда, в эту квартиру, и, достав из сумочки деньги, которые сняла с банковского счета, реальные деньги, потому как, где найти бутафорские, просто не знала, извинилась перед ним, сказала, что очень виновата в том, что разочаровала его, что не поверила ему, и что это лишь часть денег, что завтра-послезавтра будут миллионы, вошла к нему, сказала, что хочет выпить, что нервничает. Да, вот только при таком условии, с пропуском в форме пачек денежных купюр, он мог ее снова впустить в свою квартиру. И увидев деньги, подумал, что не обеднеет, если угостит ее, старую климактеричку, вином. Возможно даже, извинился перед ней, сказал, что вовсе так и не думает, что она молодая еще и привлекательная женщина и пахнет розой. Сослался на нервы или еще на что-нибудь. Разлил вино по бокалам, и когда он отвернулся, она вылила приготовленный еще накануне дома раствор изумрудных капсул (цианид ER-932) в его бокал. И когда он выпил и схватился за живот, объявила ему, что это казнь. Глядя на то, как он корчился, сползая со стула на пол, она популярно объяснила ему, что с женщинами обращаться так, как он, нельзя. Что это непростительно, возмутительно. Тем более с женщиной, которая тебя любит, которая делает дорогие подарки, которая постоянно входит в твое положение и спасает тебя от долгов, от каких-то финансовых проблем, которая набивает твой холодильник вкусной едой, покупает тебе дорогие простыни, рубашки, куртки и джинсы, моет полы и варит суп. И это при том, что она знает о существовании и других женщин, названивающих на твой телефон или вовсе караулящих тебя в подъезде. Нельзя избивать женщину, которая была твоей рабой и потерявшую рассудок от любви, только за то, что кто-то более разумный и любящий ее отговорил брать кредит для ненадежного любовника. Что за такое преступление надо наказывать смертью.
Вероятно, вот так все и выглядело. Но поскольку убийство — это убийство, это то, что ее мозг просто не смог принять (что и вызвало в конечном счете сбой), она и забыла сам момент преступления, хотя и оказалась в больнице.
Наташа присела на диван и вдруг почувствовала дурноту, какая бывает перед обмороком. Причиной этого состояния стало вдруг ощущение присутствия Вадима в квартире. Ей показалось, что на кухне кто-то звенит посудой, а в ванной комнате кто-то плещется. Квартира стала наполняться звуками, зажила той прежней жизнью, как при Вадиме. Вот сейчас откроется дверь, и она увидит его, вышедшего из ванной комнаты лишь в наброшенном на плечи полотенце (тоже ее подарок), увидит его улыбку, глаза. Ей даже показалось, что она уже слышит его шаги за дверью. Испугавшись, что она сходит с ума, что вот сейчас она провалится в другой мир, из которого обратного хода нет, она решила проверить реальность на прочность и бросилась к телевизору, включила его. Вернулась на диван и лихорадочно защелкала пультом в поисках какой-нибудь нейтральной программы. Пусть это будут новости. И вдруг на экране мелькнуло его лицо. Она снова увидела Вадима и отшвырнула от себя пульт, словно и он тоже был плодом ее воображения, и его не существовало, как и телевизора, да и самой квартиры.
«Сегодня у нас в гостях известная журналистка и ведущая Альбина Носова…»
Это была сторожевская программа, на которую он пригласил свою коллегу Альбину Носову.
«Да, я пришла сюда, потому что просто не могла молчать. Дело в том, что после моей программы, в которой я рассказала истории нескольких женщин, ставших жертвами Вадима Соболева, мне стали приходить письма и от других женщин…»
Наташа сидела перед экраном с широко распахнутыми глазами, при этом открыв рот, как ребенок, увидевший в своей детской инопланетное существо, и не могла пошевелиться. Она никогда не верила в совпадения, считала, что люди, которые рассказывают об этом чуде друзьям, либо все преувеличивают, либо вовсе сочиняют, чтобы поразить, удивить или просто привлечь к себе внимание. Но то, что сейчас происходило на ее глазах, было действительно совпадением. Невероятным, потрясающим воображение, грандиозным, феноменальным! Получалось, что ее словно специально кто-то толкал в спину, чтобы она появилась в квартире Вадима именно сегодня и именно в это время. И тот факт, что у нее при себе были ключи, которые она сделала совсем для другой цели, — тоже не случаен. Все сошлось, совпало, и вот теперь она сидела на диване и слушала Альбину и приглашенных ею девушек и женщин, наложниц Вадима, которые рассказывали (не кому-нибудь, а именно ей, Наташе!) свои истории о том, как он, знакомясь с ними так же, как и с Наташей, на своей станции, вымогал у них деньги, как заставлял их брать для себя кредиты, как морочил им головы, обещал жениться; как некоторых, с богатыми мужьями, открыто шантажировал, как грубо и резко расставался… Глядя на них, было ясно — они тоже в душе приговорили его. Сколько искалеченных судеб, трагедий. Вот только они, эти женщины, зачем рассказывают о себе сейчас, когда его уже нет в живых? Разве что хотят вспомнить добрым словом какую-то Розу? Кто эта Роза и почему о ней все говорят в прошедшем времени?..
