Лжедмитрия признала Россия, за него была Москва, казалось, его положение упрочилось, но на свою голову он вернул из ссылки опытного интригана и лицемера Василия Шуйского. Последний и возглавил заговор. 17 мая 1606 года заговорщики ворвались в Кремль. Петр Басманов, до последнего защищавший царя, был убит, причем «первый удар получил от Михаила Татищева, которому он незадолго до этого испросил свободу».
Лжедмитрия убили, но этого показалось мало. По рассказу Маржерета, «покойного Дмитрия, мертвого и нагого, протащили мимо монастыря императрицы – его матери – до площади, где сказанному Василию Шуйскому должны были отрубить голову, и положили сказанного Дмитрия на стол длиной около аршина, так что голова свешивалась с одной стороны и ноги – с другой, а сказанного Петра Басма– нова положили под… стол. Они три дня оставались зрелищем для каждого, пока… глава заговора Василий Иванович Шуйский… не был избран императором… он велел зарыть сказанного Дмитрия за городом у большой дороги».
Убийца Лжедмитрия, великодушно им помилованный накануне, стал царем, но царский венец не принес ему много радости, как не принес счастья уничтожившему настоящего царевича Дмитрия Борису Годунову и его потомству.
«1 июня 1606 года Шуйский венчался на царство: новый царь был маленький старик лет за 50 с лишком, очень некрасивый, с подслеповатыми глазами, начитанный, очень умный и очень скупой, любил только тех, которые шептали ему в уши доносы, и сильно верил чародейству», – так характеризует нового государя С. М. Соловьев.
Шуйский мог ведать Разбойным приказом и на этом поприще, несомненно, достиг бы успеха, однако на роль царя боярин никак не тянул.
Мечта князя Ольгерда сбылась
Коварный интриган и лицемер Василий Шуйский был нелюбим всеми сословиями, однако умом обделен не был: он сразу определил: откуда может исходить главная для него опасность. Слухи о том, что Дмитрий опять спасся, поползли по Руси, когда самозванец еще не был предан земле. Ведь московитам представили обезображенное, подвергшееся истязаниям тело, которое не было похоже на недавно правившего царя. Тогда Шуйский решил представить доказательство, что царевича Дмитрия давным-давно нет среди живых. По рассказу Жака Маржерета, «пытаясь усмирить волнение и ропот, избранный Василий Шуйский отправил своего брата Дмитрия и Михаила Татищева и других родственников в Углич, чтобы извлечь тело или кости истинного Дмитрия, который, как они утверждали, был сыном Ивана Васильевича, умерщвленным около семнадцати лет назад… Они обнаружили, что (как они распустили слух) тело совершенно цело, одежды же свежие и целые, какими были, когда его хоронили… и даже орехи в его руке целы. Говорят, что после того, как его извлекли из земли, он сотворил много чудес как в городе, так и по дороге. Крестным ходом, в сопровождении всех мощей, имеющихся у них во множестве, патриарх и все духовенство, избранный император Василий Шуйский, мать покойного Дмитрия и все дворянство перенесли его в город Москву, где он был канонизирован по приказу сказанного Василия Шуйского. Это почти не усмирило народ…» Единожды солгавший – кто тебе поверит?! Во времена Годунова Шуйский являлся главой следственной комиссии, которая установила, что Дмитрий случайно сам себе нанес ножом смертельную рану; при Лжедмитрии утверждал, что царевич Дмитрий жив, а погиб другой ребенок; в свое правление опять пришел к варианту, что Дмитрий погиб в детстве. Когда Шуйский с патриархом и всем духовенством отправился за город встречать останки Дмитрия, то «был едва не побит камнями» народом.
Вследствие шаткости своего положения, не будучи природным царем, Василий Шуйский не имел возможностей физически уничтожать недовольных по примеру Ивана Грозного, тем более что он дал клятвенное обещание не произносить смертных приговоров без соборного решения. Опасных бояр царь высылал на окраины государства, причем давал им в кормление города и земли. Эффект получался обратный: в руках соперников Шуйского оказывались материальные и людские ресурсы.
Князя Григория Петровича Шаховского царь послал воеводой в мятежный Путивль. Тот на всякий случай прихватил в Кремле, воспользовавшись неразберихой, государственную печать, а по прибытии в назначенный город объявил, что Дмитрий жив – вместо него казнили другого. Путивль отказался подчиняться Шуйскому. Управлявший Черниговом князь Андрей Телятьевский признал себя подданным Дмитрия Ивановича, хотя новый Лжедмитрий был лишь в проекте и еще не дал знать миру о своем существовании.
В такой ситуации новый Лжедмитрий просто не мог не появиться. А пока факел войны в свои руки взял Иван Болотников – холоп князя Телятьевского. Жизнь его полна приключений: в молодости Болотникова взяли в плен татары и продали туркам. Несколько лет он был гребцом на галерах, пока его корабль не оказался в плену, а невольники и надзиратели не поменялись ролями. Путь на родину был долгим: через Италию, Германию; по дороге Болотников повоевал против турок в качестве предводителя казачьего отряда на стороне австрийского императора. Затем он перебрался в Речь Посполитую и здесь узнал, что на Руси неспокойно. Доброжелатели в польско-литовском государстве или собственная привычка к авантюрам (а скорее всего, то и другое вместе) выдвинули Болотникова на роль воеводы «царя Дмитрия».
Восстание Болотникова принесло много бед России. Он подошел к Москве, и казалось, еще одно усилие – и Белокаменная окажется в его руках. Но битва под Москвой 2 декабря 1606 года окончилась поражением Болотникова.
Выход на арену нового Лжедмитрия несколько задержался; как пишет С. М. Соловьев, «долгое неявление провозглашенного Димитрия отнимало дух у добросовестных его приверженцев». Отсутствие объявленного вождя силы, враждебные Шуйскому, попытались компенсировать неким казачьим атаманом, который назвал себя царевичем Петром – «потомком государей Московских». Лжепетр мучительной смертью извел несколько воевод Шуйского, изнасиловал дочь убитого им князя Бахтеярова, но вынужден был отступить и затворился вместе с Болотниковым в тульском кремле. «Осажденные два раза отправляли гонца в Польшу, к друзьям Мнишека, чтобы те постарались немедленно выслать какого‐нибудь Лжедимитрия…» – пишет русский историк.
И наконец долгожданное действующее лицо проявилось. О его происхождении сохранились известия самые смутные, но противоречивые слухи в большинстве своем сходятся в одном: очередной «сын Ивана Грозного» вырос в духовной среде. Это не удивительно: чтобы претендовать на роль чудом спасшегося царевича, нужно было оставаться неузнанным. Дворянин будет непременно опознан, крестьянину – не поверят ни простой народ, ни бояре. Духовенство же вело затворнический образ жизни и вместе с тем получало кое‐какое образование. Недаром первый Лжедмитрий до восшествия на царство был монахом Григорием Отрепьевым. О происхождении второго С. М. Соловьев пишет:
«Наконец самозванец отыскался; что это был за человек, никто не мог ничего сказать наверное; ходили разные слухи: одни говорили, что это был попов сын, Матвей Веревкин, родом из Северской страны; другие – что попович Дмитрий из Москвы, от церкви Знаменья на Арбате, которую построил князь Василий Мосальский, иные разглашали, что это был сын князя Курбского, иные – царский дьяк, иные – школьный учитель, по имени Иван, из города Сокола, иные – жид, иные – сын стародубского служилого человека».
