Самозванец обосновался в Стародубе и принялся рассылать призывные грамоты по городам Великого княжества Литовского: «В первый раз, – писал он, – я с литовскими людьми Москву взял, хочу и теперь идти к ней с ними же». За литовцами под знамя нового Лжедмитрия потянулись поляки.
Войско Болотникова самозванец не мог спасти ввиду малочисленности собственных сил. Несколько месяцев оно находилось в Туле, осажденное со всех сторон царскими войсками, и отчаянно отбивало все приступы. Но голод вынудил их прекратить сопротивление. Болотников сдался 10 октября 1607 года, поверив обещанию Шуйского о помиловании, но, так или иначе, все главари восстания были уничтожены. «Много москвитян погибло с обеих сторон в эту войну с Болотниковым, – говорят более 100 тысяч», – приводит такую цифру Лев Сапега.
Набрав около трех тысяч человек, Лжедмитрий II вступил на земли Московии и под Козельском разбил отряд царских войск. Накануне в Польше был мятеж против короля, и его участники искали спасение в войске самозванца; кроме того, многие надеялись с его помощью поправить свое материальное положение. Имена собрались под знамя нового Лжедмитрия представительные: князь Роман Рожинский прислал сначала тысячу человек, а затем явился сам; пожаловал Тышкевич с тысячью поляков, появился в стане мятежника князь Адам Вишневецкий, привел целые отряды поляков Лисовский. К самозванцу потянулись остатки разбитого войска Болотникова. Казаки всегда были рады участвовать в любом бунте: присоединилось 3000 запорожцев, бравый атаман Заруцкий привел 5000 донских казаков.
В июне 1608 года Лжедмитрий II подошел к Москве и остановился лагерем в селе Тушино. Польские и литовские магнаты продолжали прибывать в стан «Тушинского вора» (такое прозвище получил второй Лжедмитрий). «Самозванец укрепился под Москвою; вопреки договору, заключенному с послами королевскими, ни один поляк не оставил тушинский стан, напротив, приходили один за другим новые отряды: пришел прежде всего Бобровский с гусарской хоругвью, за ним – Андрей Млоцкий с двумя хоругвями, гусарскою и казацкою; потом Александр Зборовский; Выламовский привел 1000 добрых ратников; наконец, около осени пришел Ян Сапега, староста усвятский, которого имя вместе с именем Лисовского получило такую черную знаменитость в нашей истории. Сапега пришел вопреки королевским листам, разосланным во все пограничные города и к нему особенно. Мстиславский воевода Андрей Сапега прямо признался смоленскому воеводе Шеину, что польскому правительству нет никакой возможности удерживать своих подданных от перехода за границу…» (С. М. Соловьев).
Поляки и литовцы не особенно верили в подлинность нового Дмитрия, они прибыли в Тушинский лагерь, чтобы вести свою игру, целью которой была Москва и вся Восточная Русь. Они пришли исполнить заветную мечту великого князя Литовского Ольгерда, имевшего целью завоевать Московское княжество. Поэтому они изо всех сил препятствовали встрече бывшей царицы Марины Мнишек с новым Лжедмитрием. Ее признание сильно подняло бы его авторитет, и Лжедмитрий II мог бы стать реальным претендентом на власть в Москве.
Сама Марина Мнишек долго колебалась: признавать супругом нового Дмитрия или нет, – но не каждый простой смертный, вкусив единожды высокой власти, удержится от соблазна насладиться ею еще раз. Не устояла и дочь сандомирского воеводы. Хотя, когда отряд Лжедмитрия отбил ее у московского сопровождения, Марина не поехала сразу к «мужу»; «жена» остановилась в стане Яна Петра Сапеги и оттуда начала переговоры с «супругом». Что ж… поторговаться в этом случае обязывала ситуация. Юрий Мнишек также не желал отдавать дочь новому самозванцу дешево; он составил письменное соглашение, по которому зять обязался по овладении Москвой выдать ему 300 000 рублей и передать во владение Северское княжество с четырнадцатью городами. Но Москва так и не была взята. Накануне зимы Тушинский лагерь стал превращаться в город, сюда перебежало много бояр, появился собственный патриарх – так оформилось двоевластие, и продолжалось оно почти два года.
Из Речи Посполитой поступило множество инструкций для воскресшего Дмитрия. Все они сводились к тому, чтобы привести Московское государство к унии с Польшей и Великим княжеством Литовским, а это, как мы знаем, было заветной мечтой Льва Сапеги.
Коль появилось две столицы, то и страна стала делиться на две части. Шуйский в панике обратился к шведам с просьбой помочь в борьбе с самозванцем. Псковичи, услышав о переговорах с их извечным врагом, переметнулись на сторону самозванца, справедливо полагая, что от шведской помощи ничего хорошего ждать не придется. Иван-город последовал примеру Пскова, Орешек также присягнул Тушинскому вору.
Если города принимали ту или иную сторону из соображений выживаемости, под угрозой уничтожения, то цвет нации – бояре, дворяне – переход от одного царя к другому превратили в прибыльное дело. «Требование службы и верности с двух сторон, от двух покупщиков, необходимо возвысило ее цену, и вот нашлось много людей, которым показалось выгодно удовлетворять требованиям обеих сторон и получать двойную плату, – описывает С. М. Соловьев необычное явление. – Некоторые, целовав крест в Москве Шуйскому, уходили в Тушино, целовали там крест самозванцу и, взяв у него жалованье, возвращались назад в Москву; Шуйский принимал их ласково, ибо раскаявшийся изменник был для него дорог: своим возвращением он свидетельствовал пред другими о ложности тушинского царя или невыгоде службы у него; возвратившийся получал награду, но скоро узнавали, что он отправился опять в Тушино требовать жалованья от Лжедимитрия. Собирались родные и знакомые, обедали вместе, а после обеда одни отправлялись во дворец к царю Василию, а другие ехали в Тушино».
Так называемые «перелеты» историками оцениваются как признак нравственного оскудения общества. Однако тут еще дело в низком авторитете царской власти: ни Шуйский, ни Лжедмитрий не пользовались должным уважением в обществе.
В 1609 году Ян Сапега (двоюродный брат Льва Сапеги), бывший гетманом у Лжедмитрия II, осадил Троице-Сергиев монастырь; это стало самой большой ошибкой тушинцев. На помощь Сапеге подошел Лисовский – число осаждавших святыню дошло до 30 000 человек. Им противостояло не более 1500 человек – дворян, казаков, стрельцов, монахов. Штурмы не принесли Сапеге и Лисовскому ничего, кроме потерь, лестные предложения и угрозы также не дали результата. Героическая оборона святыни подняла русский дух и больно ударила по авторитету Лжедмитрия II. Ведь сражались не два царя за трон; в Троице-Сергиевом монастыре православные защищали мощи одного из самых почитаемых на Руси святых от иноверцев – поляков и литовцев.
Россия погрузилась в смуту, люди и города метались между двумя царями; казалось, никому никогда не разобраться в этом хаосе. И все это время за происходящим в Московии зорко следил канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега. Верной опорой его был Александр Гонсевский (иногда пишется «Госевский») – талантливый военачальник, превосходный дипломат и великолепный шпион, занимавший должность старосты маленького пограничного городка Велиж; на основании мнения Гонсевского строил свою восточную политику даже король.
Возможно, Гонсевский принял участие в подборке кандидата на роль Лжедмитрия II. По одной из версий претендент на московский трон продолжительное время находился в его владениях, прежде чем начать грандиозную авантюру. «Шеину сообщали также слухи, ходившие в Литве о самозванцах, – повествует С. М. Соловьев, – писали, что вор тушинский пришел с Белой на Велиж, звали его Богданом, и жил он на Велиже шесть недель… с Велижа съехал с одним литвином в Витебск, из Витебска – в Польшу, а из Польши объявился воровским именем».
