Он вернулся в конце 1714 года из Турции в свои владения; но не в Швецию, а туда, где горячее и опаснее всего, – на север Германии, где еще сопротивлялись союзной коалиции города Висмар и Штральзунд. И лишь когда они пали, в конце 1715 года, король наконец‐то отправился в Швецию. В 1716 году он успешно отражает нападение датчан, а в 1718 году во главе шведской армии отправляется в Норвегию, которая в то время принадлежала Дании. 30 ноября 1718 года Карл XII во время осады крепости Фредриксхаль с тремя провожатыми отправился осмотреть фортификационные сооружения, и тут ему изменила удача. «Он был убит наповал шальной пулей, – пишет Тарле, – и до сих пор не выяснено в точности, пущенной ли неприятелем или изменником, когда исключительно для лихости и молодечества, чтобы удивить и ужаснуть провожатых, высунулся из‐за бруствера».
Великое княжество Литовское потеряло в Северной войне почти треть своего населения – такова была плата за политическую слабость, за нежелание содержать собственное войско.
Тотчас после битвы под Полтавой 9 августа 1709 года Август II объявил недействительным свое отречение и после встречи с Петром I снова занял трон Речи Посполитой. Станислав Лещинский сложил корону, как пишет польский историк, «с равнодушием, каковым он отличался во всех переворотах своей жизни».
В 1721 году мирный договор в Ништадте поставил точку в тяжелейшей для многих народов Северной войне. Союзники, оторвавшие добрый кусок шведских земель, начали с аппетитом поглядывать на пока еще огромную, но слабую Речь Посполитую.
Поводом для вмешательства в польские дела стал религиозный вопрос. В январе 1722 года в Москву приехал белорусский епископ Сильвестр (князь Четвертинский) с длинным списком обид и притеснений, которые терпит православное духовенство от шляхты. И Петр I, который у себя в стране уничтожил патриаршество, высшее духовенство низвел до ранга обычных чиновников, ограбил монастыри, сразу же устремился на защиту западного православия. Он немедленно потребовал от Августа создания комиссии для разбора «жалоб духовных и мирских людей греческого исповедания, для освидетельствования обид и для получения за них удовлетворения». Более того, Петр желал, чтобы в комиссии присутствовали представители России. Не дожидаясь разрешения Августа на подобное мероприятие, он назначил в еще не созданные комиссии переводчика при посольстве в Варшаве Игнатия Рудаковского и с ним монаха из Заиконоспасского монастыря Иустина Рудинского, которым было велено «жить в Могилеве, сделать подробное исследование об обидах людям греческого исповедания и представить ко двору вашего королевского величества с требованием исправления по силе договора о Вечном мире 1686 года и по их правам и привилегиям».
Рудаковский с бешеной энергией принялся защищать православных в Речи Посполитой. По жалобе пинских монахов на обращение православных монастырей и церквей в униатские состоялся суд; согласно приговору отнятые церкви и монастыри вернули православным, несмотря на яростное сопротивление католического духовенства. Польский король терпел Рудаковского, не желая злить «друга» Петра, поскольку в это время 60 000 солдат были готовы войти на территорию Речи Посполитой для защиты православных братьев и для решения иных задач.
«Но в то время как Рудаковский предлагал эти меры против гонителей восточной церкви, он сам и вместе с епископом белорусским подверглись страшному оскорблению от своих православных монахов. Епископ князь Четвертинский пригласил Рудаковского ехать вместе в Кутеинский монастырь близ Орши для освидетельствования жизни тамошних монахов, о которых донесено было много нехорошего. Но монахи встретили епископа тем, что начали бить людей его, и когда он велел отдать зачинщиков бунта под стражу, то игумен вскочил на лошадь, прискакал в город Оршу, велел бить в набат и всполошил множество шляхты и черни, крича, что воры и разбойники напали на монастырь. Толпа с криками “Бей, руби москалей и попа-схизматика!” бросилась на епископа и Рудаковского, избила их, ограбила и держала под стражею, пока не вступилось в дело местное начальство».
Со смертью Петра в 1725 году давление на Речь Посполитую уменьшилось, и она продолжила свое жалкое существование – до появления нового сильного правителя в России, точнее, правительницы.
Подводя итог правления Августа, скончавшегося в 1733 году, польский историк Г. Бандке сетует:
«Было время, что Польша славилась храбростью своих воинов и мужеством народа; наконец и воинское сословие утратило воинственный дух, а чернь предалась гнусному пороку пьянства. Иностранцы, смотря на обычаи польские не с надлежащей точки зрения, все бедствия государства приписывали разным обстоятельствам, между тем как настоящей причиною упадка славы предков была утрата древней польской доблести, искренности, гостеприимства и простоты славянских нравов».
Путь в никуда
Государство, населенное воинственными народами, вскоре станет предметом дележа, как будто кошелек с деньгами, потерянный на дороге. К этому историческому парадоксу Польша, Великое княжество Литовское, а затем Речь Посполитая упорно и планомерно шли несколько столетий.
Можно долго обвинять Австрию, Пруссию и Россию в захватнических устремлениях, но они лишь взяли то, что фактически перестало существовать.
В правление Августа III (1736 – 1763) Речь Посполитая продолжила падение в пропасть. Как пишет Г. Бандке, «знатнейшие польские фамилии враждовали одна против другой наподобие того, как бывало в XI или XII веках, и вся Европа была о Польше того мнения, что она находится еще на той степени детства, грубости нравов и невежества, на какой находились прочие европейские государства в Средние века. Польша ни с кем не имела явной войны, но путь чрез оную открыт был для всех чужих войск. Справедливо сравнивают ее с заезжим домом, в котором каждый делал, что ему угодно. В 1738 и 1739 годах проходили россияне чрез Украину и Подолию в Валахию против турок. В 1748 году они же прошли чрез всю Польшу в Моравию, против французов».
Августу III, похоже, не слишком нравились беспокойные подданные. Так как он был не только польским королем, но и курфюрстом Саксонским, то большую часть времени проводил в Дрездене, а не в Варшаве.
В общем‐то, Август III был неплохим человеком. По словам польского историка, «он был государь добрый, благочестивый, милостивый и щедрый, наружность имел весьма приятную, осанку важную. Охота была любимый его занятием. Искусившись во всех военных науках, он очень любил их, и, наследовав от родителя своего вкус к изящному, охотно покровительствовал и поощрял всех художников. Доказательством сему служат известная Дрезденская картинная галерея и учрежденная им школа живописи».
Дрезденской галереей в последующие столетия будет любоваться и вдохновляться весь мир, – безусловно, это великое детище Августа. Но пока король утолял свою жажду к прекрасному, в Польше перестали нормально функционировать все государственные учреждения. Маховик анархии набирал обороты.
Мы не станем разбирать политическую ситуацию в тогдашней Европе; мы не будем касаться экономического положения Речи Посполитой, которое все историки признают крайне тяжелым. При этом возникает сомнение, что крестьянам Речи Посполитой жилось хуже, чем крестьянам российским. Почему‐то больше людей бежало в Польшу из России, а не наоборот. Например, во «Мнении», представленном в феврале 1763 года Коллегией иностранных дел Екатерине II, в качестве главной из «обид со стороны Польши и Литвы российских подданных» называется то, что «из давних лет принимают и удерживают у себя поляки в противность мирного трактата беглых из российской страны людей и крестьян с их семьями, также и воинских дезертиров, которых тамо в Польше и Литве многие тысячи находятся и оными великие слободы и деревни населены, а тем самым российские пограничные уезды Смоленской губернии да Псковской и Великолуцкой провинции почти опустошены, отчего помещики весьма разоряются и принуждены всякие подати платить с пустых земель».
