На уровне начального образования в городах при Генрихе IV, по крайней мере на севере Франции, насчитывалось большинство или, во всяком случае, значительное меньшинство жителей, способных написать свою фамилию благодаря обучению в небольших школах, церковно-приходских школах пения, у общественных писарей и, наконец, у подпольных учителей, не признанных городскими властями, которые распространяли навыки чтения и письма среди групп мальчишек (они, между прочим, тоже выигрывали от этого, поскольку не болтались по улицам, воруя и бездельничая). Общества Святой Урсулы, возникшие вследствие католической реформы, также пытаются ревностно распространять основные элементы образования среди девочек, которые, конечно, сильно отстают по сравнению с «сильным полом». В целом последовательный рост числа умеющих читать способствует распространению «уток» — брошюр или книжечек с сенсациями, посвященных катастрофам (наводнениям и т.д.) или особо заметным преступлениям (убийству детей…). В период острой политической борьбы, например связанной с Лигой, издаются многочисленные пасквили и листовки, например гневная листовка, которую приказал распространять и вывешивать на стенах Генрих IV по случаю своего въезда в столицу (1594 г.).
Рассмотрим ту область, которую можно было бы назвать общим термином «санитар города». Это медицинская и общественная служба охраны здоровья, которая осуществляет свои функции в соответствии с нормами или предрассудками эпохи и символом которой являются больницы и благотворительные заведения. Охрана здоровья чисто физического или биологического сосредоточена на вопросах обеспечения водой, пригодной для питья, или вывоза грязи и мусора.
В прекрасную эпоху Генриха IV помощь бедным становится, так сказать, обычным делом. Это как бы промежуточный период, который не так уж плох: пик кризиса в жизнеобеспечении в общих чертах уже прошел в злополучные времена Лиги или возникнет в будущем, совпадая с годами правления кардинала Ришелье. Понижение уровня заработной платы является фактом, но оно замедляет свое разрушительное действие, и на какое-то время даже появляется тенденция к небольшому росту благосостояния работающих по найму. В этих условиях сохраняются большие завоевания в развитии города в XVI веке, который был действительно новаторским в решении проблем бедных, проявляя сочувствие к ним. Это относится к процессу частичной секуляризации системы вспомоществования, который начался давным-давно и выразился в выводе из ведения духовенства некоторых больниц и в создании городскими властями служб милосердия и благотворительных учреждений для бедняков. Благодаря выделяемым средствам, объем которых возрастает в условиях экономического подъема 1600-х годов, эти учреждения распределяют помощь, которая с грехом пополам позволяет удовлетворять минимальные потребности 5-7% населения большого города, например Лиона; разумеется, речь идет о самых нуждающихся социальных слоях. Эта помощь предоставляется только местным беднякам. Бедняку, который, к несчастью, живет в лесной местности, ничего не остается, как просить милостыню или повеситься; он вызывает такие же негативные чувства, как сегодня тамил или заирец, только что приехавший «с юга». Конечно, проводимые благотворительные меры не имеют такого размаха, как английские Законы о бедных (Poor Laws)
[144], они зависят от денежных поступлений или поступлений в натуре в виде отчислений от «церковного имущества, от налогов, от доходов от лотерей, даров, специальных такс». Что касается содержания бедняков в специальных заведениях, то это радикальное решение уже широко рассматривалось и ранее, но практически оно начнет осуществляться (и лишь частично) только в правление последующих королей.
Снабжение водой, уборка и освещение городских улиц также являются предметом принимаемых мер, неэффективность которых прямо противоречит трогательным благим намерениям. Сооружение декоративных фонтанов, бесспорно украшающих город, вывоз парижского мусора гужевым транспортом в соответствии с генеральным подрядом 1601 года и, наконец, налог на уличные фонари дают весьма скудные результаты в практическом и гигиеническом плане. Необходимо дождаться эпохи Кольбера, чтобы улицы Парижа стали достойно освещаться; дождаться, наконец, наступления XIX века, чтобы каналы и сточные сооружения, вырытые или реконструированные, удовлетворительно снабжали Париж чистой водой и уносили обильные нечистоты.
Говоря о городах, в настоящей книге мы сосредоточили внимание прежде всего на становлении политики или суверенного государства или, в меньшей степени, на собственно экономической и социальной истории городов (и деревни), которую мы в основном рассматривали в предыдущих книгах. Итак, возьмем чиновничье государство, фактически городское в достаточно широком понимании этого понятия. Оно включает два социальных аппарата, которые стоят рядом в центре системы: финансы и чиновничество являются одновременно надстройкой механизма монархии и «бенефициариями», которые получают основнные выгоды от экономического процветания в мирный период правления Генриха IV. Начиная с 1598 года окончательно оформляется группа финансистов, обслуживающих одновременно государство и частный сектор. Сначала это итальянцы, прибывшие из Лиона или с Апеннинского полуострова, например Луи Дадиасето и Себастьян Цамет, «сеньор с восемнадцатью сотнями тысяч экю». Но среди них все чаще и чаще встречаются и французы, иногда гугеноты, а позже в большинстве своем католики, такие как Жан де Муассе, Дени Фейдо, Пьер Лонге… Современный историк Франсуаза Байяр показала механизм их действий: «откупщики, учитывающие векселя или дающие в займы», широко используют подставных лиц, например Анри де ла Рюэля, который был в 1605 году подставным лицом Фейдо при откупе налога на соль; финансисты окружают себя тайной и консолидируются в ассоциацию. Поскольку их собственные капиталы были недостаточными для потребностей государства, которые они должны были удовлетворять, финансисты берут необходимые и даже более значительные суммы в долг окольным путем, через одного из членов своей группировки, специализирующегося на этом виде операций. Короче говоря, они «заполучили в свои руки» сбережения, возросшие в период обогащения в начале XVII века. Какие сбережения? Деньги надо брать там, где они лежат. Финансисты-заемщики находят заимодавцев, которым они внушают доверие, «в классе собственников» (как его гораздо позднее, в XVIII в., назовет физиократ Кенэ), в том самом классе, который владеет половиной земли королевства и держит в своих руках золото, деньги, титулы, чиновничьи должности, духовные звания, торговлю. Говоря иначе, этот класс состоит из «поместного дворянства, “дворянства мантии”, церковных сановников и крупных буржуа». Освобожденные от налогов в своем значительном большинстве — и те и другие через эту функцию заимодавцев — тем не менее вносят на благо государства свою (большую) лепту; они призваны выступать в качестве его «спонсоров», короче говоря — субсидировать его наличными, в чистых денье, хотя и небезвозмездно и с получением впоследствии процента. Монархия может таким образом рассчитывать одновременно на деньги непривилегированных (налогоплательщиков) и на «залежи звонкой монеты», которые контролирует элита, в принципе освобожденная от прямых налогов, поскольку названные «залежи» обнаружены и пущены в оборот финансистами. «Финансовая база государства является гораздо менее узкой, чем ошибочно полагают многочисленные историки». Вся нация вносит свой вклад в казну короля: крестьянская земля, обложенная налогами, и помещичья земля (теоретически свободная от налогов, но дающая деньги для займов). Таким образом объясняются огромные способности к аккумуляции денежных средств, к их «инкассации» (во всех смыслах этого термина), которые характеризуют французскую монархию при Генрихе IV и еще больше при Ришелье и при Людовике XIV — именно тогда, когда, как ошибочно предполагают, это королевство погрязло в острейших финансовых и военных осложнениях. Королевство всегда остается гораздо менее бедным или гораздо более богатым, чем кажется.
