Правда, одно только засилье иноземцев, хотя оно и вызывало недовольство, не могло толкнуть соплеменников Давида на вооруженное выступление против собственного царя. Для этого должна была быть более веская причина. Вероятнее всего, ею являлось тяжелое финансовое и экономическое бремя, которое Давид возложил на все древнееврейские колена, включая собственное племя. Если первый израильский царь Саул сам пахал на волах, не имел собственного дворца, обходился более чем скромным придворным окружением и маленькой армией, состоявшей из его же соплеменников, то Давид при помощи финикийских мастеров построил себе роскошный дом, завел большой двор и содержал значительную наемную армию. Если Саул вел только оборонительные войны, ограничиваясь защитой древнееврейских племен, то Давид совершал завоевательные походы вплоть до Евфрата и создал настоящую региональную империю, содержание которой обходилось недешево. Ни в период судей, ни во времена правления Саула древнееврейские колена не знали такого тяжелого налогообложения и повинностей, как при Давиде. Нуждаясь в дополнительных средствах, он пошел на такую крайне непопулярную меру, как всеобщая перепись, которую вынуждены были осуществлять не чиновники, а его военачальники с помощью целой армии. В этих условиях Авшалому было достаточно обещать племенным вождям существенно уменьшить экономическое бремя, возложенное на них его отцом, чтобы заручиться их полной поддержкой.
Однако Авшалом, будучи искусным интриганом, оказался плохим стратегом: захватив власть, он упустил время, дав своему отцу бежать и собраться с силами. На стороне Давида, кроме его собственной наемной армии, выступил аммонитянский правитель Шови, один из сыновей Нахаша, которого Давид после долгих войн посадил на трон, и два израильских заиорданских племени из Гилада — Гад и восточная половина колена Менаше. В отличие от остальных древнееврейских племен эти два колена имели свои основания поддержать Давида. Гиладяне издавна имели напряженные отношения с главным племенем «дома Иосифа» — Эфраимом. Первый конфликт произошел еще во времена Йеошуа, когда от них потребовали обязательного участия во всех военных походах к западу от Иордана и запретили создание собственного религиозного центра в Заиорданье. Позднее судья Ифтах из Гилада был вынужден вести жестокую войну с эфраимлянами, которые оспаривали у него власть. Даже Гидеон, судья из самого близкого к Эфраиму племени — Менаше, столкнулся с их претензиями на главенство. Само собой разумеется, что потеря Давидом власти привела бы к усилению позиций «дома Иосифа» и, прежде всего, его лидера — Эфраима, что противоречило бы интересам Гилада. К тому же изначально аморейское племя Гад, ушедшее из Египта вместе с южными коленами Моисея, в своей политической ориентации периодически колебалось между израильскими племенами и Аммоном. Гиладяне, как свидетельствует Песнь Деборы, оказались среди тех, кто отказался прийти на помощь северным племенам в их войне с Явином и Сисрой. Могущественный аммонитский царь Нахаш, чтобы заставить гиладян сделать выбор между ним и Израилем, пригрозил лишить их правого глаза — того самого, который был повернут в сторону израильских племен к западу от Иордана. В любом случае, для гиладян всегда была важна позиция их ближайшего соседа — Аммона.
Не менее важная причина поддержать Давида против Авшалома была и у заиорданской половины крупнейшего северного племени Менаше. Авшалом был сыном Давида от его жены Маахи, дочери правителя небольшого арамейского царства Гешур. Близкородственные отношения с арамейцами Гешура позволили Авшалому три года скрываться у них, когда ему грозило наказание за убийство старшего сына Давида — Амнона. Но заиорданская часть племени Менаше была непосредственным соседом арамейского Гешура и страдала от его постоянных притязаний на свою территорию. Естественно, члены этого племени опасались, что в случае победы Авшалома, тот пожертвует их землями в пользу своих арамейских родственников и покровителей. Как и гиладяне, колено Менаше тоже не желало чрезмерного усиления родственного племени Эфраим. Не случайно один из его вождей укрывал у себя внука Саула, Мефивошета (Мефибаала), в надежде, что сохранение династии Саула помешает эфраимлянам захватить власть над северными племенами. Трудно придумать более образную характеристику отношениям между этими родственными племенами, чем ту, что дал иудейский пророк Исайя: «…каждый будет пожирать плоть мышцы своей: Менаше — Эфраима, и Эфраим — Менаше, оба вместе — Йеуду» (Ис. 9:20–21).
Очень показательно, что библейский текст называет «израильтянами» только армию Авшалома, состоявшую из племенных ополчений Израиля и Иудеи, но не распространяет данное имя на отряды Давида. Вероятно, это было оправдано, так как основная боевая сила Давида — его наемники и аммонитяне — представляли собой иноземцев, которые были усилены отрядами двух заиорданских племен. Не зря Давид предпочел не брать с собой Ковчег Завета, а оставить его и священников в Иерусалиме, так как отлично сознавал, что процессия левитов лишь замедлит его продвижение и что его наемники-чужестранцы вряд ли нуждаются в этой религиозной святыне. Оставив священников и левитов в Иерусалиме, он сохранил маневренность своих сил и получил союзников и информаторов в стане Авшалома. Чтобы свести на нет численное превосходство противника, более опытные в военном деле полководцы Давида навязали армии Авшалома сражение в лесной местности, в так называемом Эфраимовом лесу: «И разбит там был народ израильский рабами Давида… и лес погубил в тот день больше народу, чем меч» (2 Цар. 18:7–8). Густые деревья оказались роковыми и для самого Авшалома: зацепившись головой за ветви, «он повис между небом и землей» и был убит.
Мятеж Авшалома был частью борьбы за власть между сыновьями Давида в последние годы правления царя. Согласно Библии, Давид стал царем в тридцатилетнем возрасте и правил сорок лет (семь с половиной лет — только Иудеей, а потом еще тридцать три года — объединенным Израильско-Иудейским царством). Таким образом, он умер в возрасте приблизительно семидесяти лет, прожив меньше, чем многие его сподвижники, например военачальник Йоав или первосвященник Эвйатар. В последние годы жизни Давид был серьезно болен, что не могло пройти незамеченным для его сыновей и придворных. Вероломное убийство его первенца Амнона, сына от ханаанеянки, было лишь первым шагом в борьбе за трон. Болезнь Давида заставила различные партии в его окружении ускорить свои шаги по захвату власти. Это же обстоятельство окрылило и его противников из северных племен, которые рассматривали союз с южными коленами как временный и вынужденный внешними обстоятельствами.
Тот факт, что мятеж Авшалома поддержало собственное племя Давида, заставил царя пойти на серьезный компромисс с племенной аристократией Иудеи: он облегчил ее налоговое бремя в ущерб северным племенам. Возмущение северян привело к спонтанному бунту и «биньяминянин по имени Шева, сын Бихри, затрубил в шофар и сказал: нет нам доли у Давида и нет удела нам у сына Ишая! Все по шатрам своим, израильтяне! И отошли все израильтяне от Давида, [последовав] за Шевою, сыном Бихри. Иудеи же остались на стороне царя своего…» (2 Цар. 20:1–2). Но в отличие от хорошо спланированного мятежа Авшалома восстание северян было плохо организовано, и в нем приняла участие лишь часть израильских племен. На этот раз численное превосходство оказалось на стороне Давида, который старался действовать как можно быстрее, чтобы не дать мятежу разрастись и удержать от участия в нем колебавшихся племенных вождей.
