Однако правление Каролингов мало воздействовало как на повседневную жизнь, так и на политическую географию Апеннинского полуострова. Это не так уж удивительно, если учесть, что франки смотрели на земли Италии как на относительно малозначащий «угол» своей империи и никогда не брались за управление ею всерьез. Карл Великий даже пожаловал ее во владение своему четырехлетнему сыну Пипину в 781 году, и этот престол последовательно доставался младенцам, например Бернарду (812–817) и Лотарю (817–855). Даже взрослея, итальянские короли продолжали относиться к своей вотчине снисходительно и проводили в ней не так много времени. В результате административное управление в королевстве во многом оставалось таким же, каким было при лангобардах, с центральным правительством в Павии и системой местных чиновников, сосредоточенных вокруг герцогов, гастальдов и епископов в крупных городах. Правда, герцогов-лангобардов постепенно вытесняли франкские и алеманские графы, но единственным административным нововведением во времена франков стало использование посланников (missi), или королевских гонцов, руководивших местными дворами. Довольно интересно, что королевство в эту эпоху отсутствующих правителей, похоже, имело в высшей степени эффективное управление, что было, вероятно, обусловлено системой, созданной еще лангобардами, и вызывает интригующие параллели с современной Италией.
Закат королевства
После смерти Карла Великого в 814-м империя Каролингов, державшаяся во многом на его личности, начала распадаться и в 888 году рухнула. После Карла Великого самым значительным франкским императором был, конечно, Людовик II, сын Лотаря, сидевший на престоле двадцать лет и ведший знаменитые войны против арабских захватчиков на Юге; он умер в 875 году, унеся мимолетные надежды на объединение Италии под франками в свою миланскую гробницу. После Людовика II королевство вступило в период, который можно описать как эпоху смятения и хаоса: местные магнаты и иноземные претенденты развязывали разрушительные гражданские войны в борьбе за престол Италии и титул императора, обычно достававшийся вместе с ним. Если и существует какая-либо отличительная особенность этого периода, она заключается в том, что различные кланы аристократии, вовлеченные в борьбу за власть, склонялись на сторону то Германии, то Франции, и что большинство королей после Карла Великого очевидно выбирали ту или другую лояльность. Например, Гвидон (Ги) Сполетский (889–894) и Карл, прозванный Лысым (875–877), поддерживали Францию, а Беренгар Фриулийский (888–924) и тоже довольно забавно прозывавшийся Карл Толстый (879–887) были сторонниками Германии.
На заднем плане этой междоусобной войны присутствовала внешняя угроза, теперь исходившая от арабов на Юге и мадьяр на Севере. Одним из долгосрочных результатов этого положения вещей стал рост замкового строительства (incastellamento), к которому для самообороны призывали знать и дворянство. Этот процесс официально санкционировался государственными хартиями, особенно теми, что изданы Беренгаром, и стал важным этапом укрепления населенных пунктов и городов, о чем мы расскажем позднее. Любопытный пример замка этой эпохи — дворец дьякона Аудельберта (Одельберта) в Ногаре под Вероной, возведенный согласно хартии 906 года.
Некое подобие порядка и централизованной власти в королевстве Италия восстановила череда германских императоров, особенно три Оттона: Оттон I (962–973), Оттон II (973–983) и — что удивительно — Оттон III (983-1002), а также Генрих II (1004–1024). Они сумели отразить мадьярскую угрозу, разбив мадьяр в битве при Лехфельде в 955 году, и установили имперский контроль над папством через папу Иоанна XII (955–964), довольно бесцветного человека, навязанного церкви его отцом Альберихом. Важно заметить, что папский сан к тому времени стал едва ли не наследственной должностью среди римской знати. Поэтому он утратил всякое подобие духовного и религиозного доверия. Всего лишь один пример: мать Альбериха Марозия была известна своими любовными связями с папами. И все же, несмотря на «германскую реставрацию», королевство Италия продолжало идти по пути упадка и разъединения. Противостояние авторитету центра неуклонно росло, так что Беренгар и его наследник Гуго постоянно вынуждены были прибегать к силе. В правление Беренгара графские дворы, важный символ центральной власти, перестали функционировать, и к 990 году государству пришлось отказаться от своего права на налогообложение. Последний удар был нанесен, когда в 1024 году народ спалил королевский дворец в Павии. Символ королевства исчез вместе с его авторитетом и властью.
Централизованное государство разрушила его собственная слабость вместе с неуклонным ростом местного самоопределения и одновременным оформлением нового правящего класса. Как мы видели, Италия в силу своего географического положения и других особенностей всегда была собранием отдельных местностей, каждая со своим характером и традициями. Представление о централизованном государстве оставалось во многом пережитком римского господства. Сила римского наследия была такова, что местные аристократы в некоторой степени были готовы подчинить свои интересы центральной власти и потому ориентировались на государство, — разумеется, извлекая выгоды из покровительства королей, страстно желавших упрочить свое положение. Однако постепенно интересы отдельных личностей среди аристократов стали настолько сильны, что центральное государство в некотором смысле утратило свое значение, и, следовательно, его власть ослабела до того, что во всех отношениях перестала существовать. Место действия основных событий переместилось из центра на периферию, и с XI века вплоть до роста национального самосознания и экономических преобразований XIX века история Италии становится историей отдельных городов, местностей и областей.
Деревня
Мы скоро вернемся к этому драматическому процессу дробления, но прежде чем покинуть Итальянское королевство, нужно сделать два замечания. Во-первых, необходимо подчеркнуть, что политическая история королевства на самом деле является историей небольшой группы аристократов, в большинстве своем родившихся вне полуострова. Крестьянству, составлявшему — надо ли говорить — большинство итальянского населения, государственное устройство во многом было безразлично. Поселяне вступали с государством в контакт опосредованно, страдая от его войн; часто они страшились его как далекой угнетающей силы, но их повседневную жизнь оно почти не затрагивало.
А жизнь в деревне была весьма проста. При этом в Италии наблюдались огромные различия между местностями и областями. В основном крестьяне были собственниками возделываемой земли по традиции римских колонов, владели крохотными наделами, которые обеспечивали удовлетворение насущных нужд. Остальные были арендаторами у различных землевладельцев: от церкви и знати до мелких помещиков. Они кое-как кормились от земли, исполняя трудовую повинность, внося плату за пользование землей и делая разные подношения землевладельцу; так сложилась система натурального хозяйства (sistema curtense). Вплоть до периода замкового строительства (incastellamento), означавшего рост поселений вокруг укрепленных центров, сельская местность делилась на massa, или fundi (поместья, имения), как правило, носившие имя первого владельца, и на деревни, обычно именовавшиеся casalia (поселение), villae (усадьбы), loci (местечки) или vici (веси). Большая часть сельской местности в те времена состояла из лесов и болот, хотя период между 800 и 1100 известен как время широкого освоения и очистки земель. Основные деревенские продукты различались от региона к региону, но в основном состояли из зерновых, вина и мяса некоторых животных, обычно свиней, коров и кур, которых часто отдавали землевладельцу в оплату за пользование землей. Кроме того, крестьяне держали маленькие огороженные садики, где, как правило, росли бобы и фрукты. Риксольф, летописец XI века, обрисовал ежедневный крестьянский рацион в области под Луккой: кусок хлеба, четверть амфоры вина, четверть амфоры бобовой похлебки, мука из диких злаков, жир или постное масло и по случаю немного мяса. Можно предположить, что на такой диете сидели на протяжении всей жизни. Земледельческие технологии были предельно примитивны, плугами пользовались редко, единственное свидетельство механизации — внедрение водяных мельниц к концу тысячелетия. В таких условиях для подавляющего большинства итальянцев того времени было совершенно безразлично, кто управлял страной: готы, лангобарды или франки.
