29 октября ставка Наполеона находилась в Гжатске, располагавшемся на большой дороге в 230 км от Смоленска. Выйдя на Московско-Смоленскую дорогу в Можайске, наполеоновская армия прошла мимо Бородинского поля и Колоцкой обители, которая ранее была превращена в госпиталь. Здесь оставались многие сотни раненых, которые должны были эвакуировать задолго до подхода армии. Вместо этого Наполеон попытался погрузить их на повозки своего багажного обоза, многие возницы которого при первом удобном случае сбрасывали их в придорожные канавы
[445].
Бородинское поле представляло собой ужасное зрелище. Тела так и не были преданы земле. Тысячи тел лежали на поле и насыпях вокруг батареи Раевского и других мест, где сражение было особенно ожесточенным.
«Пятьдесят два дня лежали они добычею стихий и перемен воздушных. Редкий сохранил образ человека. Червь и тление не прикасались к объятым стужею; но явились другие неприятели: волки стадами сбежались со всех окольных полей, и часто хищники лесные спорили с воздушными за право терзать мертвецов. Птицы выклевывали глаза, волки огладывали кости»
[446].
Когда наполеоновская армия повернула к Смоленску, ближе всех к ней находились казаки М.И. Платова. Им был дан приказ изводить противника днем и ночью, не давая ему времени на сон и ни единого шанса провести фуражировку. К 1 ноября на подходе был авангард М.А. Милорадовича из армии М.И. Кутузова. Он состоял из двух пехотных корпусов и 3,5-тысячного отряда регулярной кавалерии. Основные силы Кутузова все еще находились на некотором расстоянии к югу, двигаясь по проселочным дорогам, шедшим вдоль большой дороги. Выбор данного маршрута обнаруживал намерение Кутузова не ввязываться в решающее сражение с Наполеоном. Необходимость обеспечения войск продовольствием также подталкивали к тому, чтобы держаться подальше от большой дороги и идти через районы, не тронутые войной.
Как только армия Кутузова начала преследование Наполеона, проблемы со снабжением стали неизбежными. Русская армия все дальше отходила от своих баз снабжения и оказывалась на опустошенных войной землях. Даже в Смоленской губернии, не говоря уже о Белоруссии и Литве, все свидетельствовало в пользу невозможности найти продовольствие — надо было кормить армию за счет ее собственных обозов. Армии, состоявшей из 120 тыс. человек и 40 тыс. лошадей, требовалось 850 телег для перевозки дневного запаса еды и фуража. Таким образом, для обеспечения армии в течение длительного периода нужны были многие тысячи телег. Даже если бы их удалось достать, это вовсе не значит, что проблема была бы решена. Лошадям, запряженным в телеги, и возницам также требовалась еда. Это был порочный круг, напоминавший то, что происходило в эпоху, предшествовавшую Новому времени: армейский продовольственный обоз в конце концов мог сам съесть все продовольствие, которое перевозил. Чем дольше он находился на марше, тем больше была вероятность, что это произойдет. Передвигаться по проселочным дорогам России осенью, имея при себе несколько тысяч повозок, при всем желании можно было лишь очень медленно, особенно если эти повозки шли за крупным артиллерийским обозом. Эти реалии в значительной мере объясняют трудности, с которыми столкнулся Кутузов осенью и зимой 1812 г.
[447]
К началу кампании русские располагали трехдневным запасом продовольствия, помимо этого в полковых телегах имелся семидневный запас сухарей, являвшихся основным продуктом питания русских полков на марше. Это было ровно столько, сколько того требовали правила, и Кутузов настойчиво следил за тем, чтобы эти правила целиком и полностью соблюдались. Крупные дополнительные запасы продовольствия находились в армейском обозе, шедшем позади маршировавших русских колонн. 17 октября главный офицер снабжения армии рапортовал о том, что у него имеется достаточно сухарей, чтобы прокормить 120 тыс. человек в течение двадцати дней (т. е. до 6 ноября) и 20 тыс. четвертей овса для лошадей
[448].
Задолго до начала осенней кампании Кутузов попытался создать крупный передвижной магазин (склад), который должен был обеспечивать армию во время наступления. 27 сентября двенадцати генерал-губернаторам был разослан приказ о формировании передвижных магазинов и немедленной отсылки их в расположение армии, причем в приказе особо подчеркивалось, что решающее значение имеет «исключительная скорость». Каждый магазин должен был состоять из 408 двуконных телег, в каждой из которых в равном количестве имелись сухари и крупа для солдат и овес для лошадей. Предполагалось, что губернские дворяне предоставят большую часть продовольствия и телег, равно как и «надзирателей», отвечавших за комплектование магазина и его перемещения. Губернаторы прошли через неизбежную процедуру созыва предводителей дворянства. Согласно отправленному в ставку рапорту одного из них, «без тесного взаимодействия с предводителями дворянства нельзя добиться никакого толку»
[449].
За редким исключением предводители делали все от них зависевшее, а дворяне добровольно предоставляли необходимые продовольствие и транспорт, но против них играло время и расстояние. Наполеон должен был бы остаться в Москве по меньшей мере еще на месяц, чтобы передвижные магазины из столь отдаленных мест как Пенза, Симбирск и Саратов смогли подоспеть к осенней кампании. В действительности, однако, осенняя кампания началась еще до прибытия передвижных магазинов из не столь отдаленных губерний. Первая половина Рязанского передвижного магазина, например, выдвинулась 29 октября, а Тамбовского передвижного магазина — 7 ноября. Даже этим передвижным магазинам предстояло пройти долгий путь до воссоединения с армией. Более того, вскоре они обнаружили, что идут по следам армии, за ее многочисленным артиллерийским обозом и через территории, опустошенные прошедшими здесь ранее людьми и лошадьми. Вскоре шедшие в продовольственном обозе люди и лошади начинали есть перевозимые запасы продовольствия, чтобы самим не умереть с голоду. Задержка в отправлении продовольственных обозов во многом произошла также из-за того, что Кутузов приказал наместникам близлежащих губерний произвести реквизиции зимней одежды в пользу армии
[450].
В принципе передвижные магазины должны были следовать по таким маршрутам, которые пересекались бы с линией наступления колонн М.И. Кутузова. Русский главнокомандующий действительно отдал генерал-интенданту объединенных Первой и Второй армий В.С. Ланскому приказ чтобы тот отправил — через южные районы Смоленской губернии — все имевшиеся в Туле запасы к линии марша русской армии. Если предположить, что операциями снабжения руководили бы М.Б. Барклай де Толли и Е.Ф. Канкрин, а не М.И. Кутузов, П.П. Коновницын и В.С. Ланской, возможно, мероприятия были бы проведены лучшим образом, но сама задача была не из простых. Вплоть до последней недели октября никто не знал, по какому маршруту будет отступать Наполеон, а Кутузов — его преследовать. Отправленные в неверном направлении передвижные магазины могли попасть в руки противника. С начала осенней кампании армии ни дня не провели на одном месте. В сочетании с необходимостью преодоления немалых дистанций, отсутствием современных средств связи и полной неподготовленностью надзирателей из числа дворян, направлявших движение передвижных магазинов, это делало координацию действий армии и колонн снабжения чрезвычайно трудной задачей
[451].
