Атака гвардейской кавалерии увенчалась триумфальным успехом. По их собственным оценкам, потери французов были очень велики, а наступление Филиппона провалилось. Сэр Р. Вильсон писал: «…гвардейские уланы и драгуны ринулись через перекопанную землю и канавы на стройную колонну неприятеля, которая побросала оружие и обратилась в самое стремительное бегство, однако многие сотни из них были убиты и взяты в плен. Вторая колонна отступала более упорядоченно, но не менее поспешно». Хотя и в меньшем масштабе, этот эпизод напоминает атаку тяжелой английской кавалерии на пехоту д'Эрлона на начальном этапе битвы при Ватерлоо. Тогда французская пехота, также наступавшая колонной и уверенная, что победа у нее в руках, была неожиданно атакована большим числом неприятельской кавалерии. Однако российская кавалерия была гораздо более дисциплинированной, чем английская. Гвардейцы рисковали быть атакованными кавалерийской бригадой Гобрехта, развернутой в тылу у французских колонн. Успешно контратаковав, русские не стали сломя голову преследовать противника и не стали добычей неприятельских резервов, как это случилось с англичанами. В приказе командующего гвардейской кавалерией превозносились не только правильный выбор момента для атаки и отвага ее исполнителей, но также «совершенное повиновение и внимание команде и трубе», которые продемонстрировали войска, а также тот факт, что они «готовы были всегда и в совершенном устройстве поражать неприятеля»
[709].
Бегство дивизии Филиппона положило конец сражению в тот день. Для русских это был день истинной славы. Приблизительно 14,7 тыс. русских солдат отчаянно защищались от атак примерно 30 тыс. французов. Но слава досталась русским очень дорогой ценой. Не менее 6 тыс. русских были убиты и ранены. Вплоть до завершающего эпизода сражения весь бой велся силами пехоты: из 12 тыс. солдат потери убитыми и ранеными составили 5,2 тыс. человек, из которых 2,8 тыс. были гвардейцами, а остальные числились в полках Е. Вюртембергского. Среди раненых был Александр Чичерин. Чтобы его солдаты могли его видеть, он привязал шарф к концу шпаги и был ранен в лопатку, когда пытался повести вперед свой взвод семеновцев. Докторам не удалось извлечь пулю, и он умер в агонии несколько недель спустя в российском военном госпитале в Праге. Находясь на смертном одре, Чичерин убедил своего богатого родственника раздать 500 руб. солдатам его полка, раненым во время Кульмского сражения
[710].
В тот вечер главные военачальники союзных держав, находившиеся в Теплице, решили атаковать на следующий день, чтобы оттеснить Вандама от спусков, ведущих с Рудных гор, пока на помощь к нему не подоспел Наполеон, как того ожидали все генералы, возглавлявшие войска коалиции. Царившая в Теплице атмосфера была далека от праздничной. Дрезденская операция окончилась провалом и стоила союзникам большого числа военнослужащих, что было особенно справедливо в отношении австрийских полков. Теперь же очень серьезным образом пострадала лейб-гвардия Александра I. В ходе битвы за Дрезден взаимодействие между отдельными звеньями высшего военного командования коалицией осуществлялось из рук вон плохо. В Теплице усилились противоречия между русскими и прусскими военачальниками, с одной стороны, и австрийцами — с другой. Австрийцев обвиняли в том, что на марше они двигались очень медленно (что было правдой) и плохо дрались, что по большей части было несправедливо. Ситуация была такова, что новые рекруты, прибывшие из Богемии и пополнившие ряды полков Меско и Кленау, были плохо обмундированы и обучены и еще не готовы к суровым условиям кампании. Шварценберг просил Франца I об отставке, поскольку закономерно испытывал усталость и негодование по поводу частого неподчинения русских и пруссаков его приказам. Тем временем крупные отряды русских и прусских войск все еще оставались в Рудных горах, их требовалось вызволить и дать им время восстановить силы.
Одним из самых крупных среди этих отрядов был прусский армейский корпус генерал-лейтенанта фон Клейста, который ранее отступил от Дрездена — в основном по Старой Теплицкой дороге через Глашютте и Фюрстенвальде. Хотя Сен-Сир предположительно преследовал прусские войска, на самом деле он упустил их из виду после того, как те вышли из Глашютте. Солдаты Клейста начали прибывать к Фюрстенвальде к четырем часам дня 29 августа. Незадолго до этого адъютант Фридриха-Вильгельма граф фон Швайниц прибыл с приказами короля для Клейста, согласно которым тот должен был пробиваться через спуски в Теплицкую долину и идти на выручку А.И. Остерману-Толстому. Как Клейст говорил Швайницу, момент для этого маневра уже упущен, и в любом случае его измотанным войскам требовался отдых, прежде чем они могли приступить к дальнейшим действиям. Швайниц сообщил Клейсту, что спуски с Рудных гор в районе Теплица и Граупена полностью забиты войсками русских и их скарбом. Это означало, что Клейст не мог попасть в Теплицкую долину из Фюрстенвальде, двигаясь на юг или юго-запад.
Тем же вечером от императоров прибыл еще один гонец, полковник фон Шёлер с приказами для Клейста, согласно которым тот должен был двинуться на юго-восток через Ноллендорф и выйти в тыл Вандаму. В действительности, однако, ко времени прибытия Шёлера Клейст уже провел рекогносцировку на дороге, ведущей к Ноллендорфу, и самостоятельно решил идти в том направлении. Ключевую роль в принятии этого решения сыграл начальник штаба Клейста подполковник Карл фон Грольман, который изучил кампании Фридриха Великого в этом регионе и хорошо ориентировался на местности. Решение Клейста было крайне смелым. Двигаясь по Теплицкой дороге к Ноллендорфу, он оказывался между корпусом Вандама и подкреплениями, которые, — как полагал Клейст, Вандам, да и почти все прочие генералы, находившиеся в непосредственной близости от места событий, — Наполеон отправил вниз по дороге для усиления французских войск, собиравшихся вторгнуться в Богемию. Клейст и Грольман знали об этом и, взвесив все риски, тем не менее решились двинуться через Ноллендорф на рассвете. Своей победой в битве при Кульме 30 августа союзники во многом были обязаны удаче и случайному стечению обстоятельств, но, вопреки ряду свидетельств, не было ничего случайного в том, что Клейст появился в тылу у Вандама
[711].
Полковник фон Шёлер вернулся в главный штаб коалиции в три часа утра 30 августа, разбудил И.И. Дибича и сообщил ему о намерениях Клейста. Впервые в штабе союзников появилось понимание, как можно одержать решительную победу над Вандамом. Лишь только забрезжил рассвет, Дибич и Толь отправили отряд для рекогносцировки местности для проведения сражения и составления плана атаки союзных войск. При обычном положении дел, характерном для российского высшего командования (а быть может, это вообще в человеческой природе), Толь и Дибич должны были быть врагами. Они были самыми подготовленными штабными офицерами своего времени. До смерти М.И. Кутузова К.Ф. Толь имел решающее влияние в главном штабе в вопросах стратегии и заслужил доверие Александра I. Когда командование перешло к П.X. Витгенштейну, Толь был отодвинут на второй план, и главным советником как главнокомандующего, так и императора по части стратегии стал И.И. Дибич. Он сохранил за собой эту должность при М.Б. Барклае де Толли. Поначалу в отношениях между Толем и Дибичем присутствовала некоторая напряженность. Многие на месте Толя стали бы сильно завидовать успеху последнего, не в последнюю очередь потому, что Дибич был на восемь лет моложе Толя. Оба, но особенно Толь, славились страстностью натуры, энергичностью и волевым характером. Эти качества вполне могли бы обострить их взаимоотношения. Вскоре, однако, они прониклись взаимным уважением. К чести Толя и Дибича стоит отметить, что каждый из них отдавал должное уму и решительности другого, а также абсолютной приверженности делу победы и благополучию армии. К началу осенней кампании они успели стать надежными союзниками и близкими друзьями, которыми они оставались до смерти Дибича в 1831 г.
[712]
