Другим вариантом, принятым Наполеоном на вооружение 22 марта, был удар по коммуникациям коалиции, протянувшимся к Рейну. В ходе кампании в целом он проявлял большую осторожность, в частности, он чрезвычайно остро воспринимал все, что представляло угрозу для его тыла. Таким образом, Наполеон мог резонно предположить, что если бы он сам атаковал коммуникации Шварценберга основными силами своей армии, то главнокомандующий коалиции отступил бы от Парижа и попытался защитить свои базы и линии снабжения. Ничто в манере ведения боевых действий, которой Шварценберг придерживался на более ранней стадии кампании, не давало оснований полагать, что он рискнет повернуться спиной к Наполеону и двинется на Париж. Если бы, однако, союзники это сделали, тогда Наполеону нужно было найти в себе силы и пожертвовать своей столицей — так же, как Александр I в свое время пожертвовал Москвой. Одним из самых слабых мест Наполеона в 1814 г. было понимание невозможности такого шага — по политическим соображениям. Развитие событий подтвердило его правоту. Когда французские войска заняли Москву, Вену и Берлин, Романовы, Габсбурги и Гогенцоллерны не встретили серьезной оппозиции среди своих поданных. В течение недели после входа войск коалиции в Париж, были сметены не только Наполеон, но и его династия. Мнение Наполеона о том, что его трон более хрупок, чем те, на которых восседали противостоявшие ему легитимные монархи, оказалось справедливым. С другой стороны, в 1813–1814 гг. многие его деяния убедили французскую элиту, что он в большей степени сражался ради собственной славы, чем во имя интересов Франции
[864].
22 марта К.Ф. Шварценберг и Александр I не знали, куда направлялся Наполеон. П.М. Волконский 22 марта писал А. Гнейзенау, что Наполеон маскирует свои перемещения, оставляя после себя крупные кавалерийские заслоны. Союзники намеревались идти за ним по горячим следам. Если бы неприятель атаковал Силезскую армию, главная армия коалиции оказалась бы как раз у него на хвосте и нанесла ему удар в тыл. Если бы Наполеон отправился в ином направлении, обе армии коалиции должны были объединиться, двинуть свои силы против него и стремиться навязать ему сражение. В тот самый вечер Г.Л. Блюхер установил точное направление движения Наполеона, так как его казаки захватили в плен французского курьера вместе с письмом от Наполеона к Марии-Луизе, в котором тот сообщал о своем намерении атаковать коммуникации союзников и тем самым оттянуть их силы от Парижа
[865].
Копия письма была немедленно направлена главный штаб коалиции, где было решено обсудить дальнейшие действия на военном совете, который прошел в Пужи в полдень 23 марта. Однако из ближайших русских военных советников Александра I в то время в Пужи находился только П.М. Волконский, а он никогда не выступал с публичной речью на подобного рода мероприятиях. Ключевым моментом, однако, было то, что к тому времени, когда армии коалиции удалось бы развернуть, Наполеон имел бы два дня форы. Теперь ничто не могло помешать ему зайти в тыл союзникам. Любые попытки устремиться в обратном направлении для защиты баз коалиции, имели бы крайне негативные последствия для морального духа и дисциплины союзных войск, не в последнюю очередь потому, что им пришлось бы идти по опустошенным войной землям, где им было бы очень трудно найти продовольствие. Поэтому союзники какое-то время придерживались существовавшего на тот момент плана, согласно которому они должны соединиться с Блюхером, а затем двинуться навстречу неприятелю и дать ему бой. Тем временем комендантам городов и военачальникам в тылу были разосланы приказы, предписывавшие взять под охрану или отвести от больших дорог как можно больше запасов продовольствия, транспортных колонн и подкреплений. Ф.Ф. Эртель, чересчур нервный начальник военной полиции, ранее получил выговор за то, что слишком активно реагировал на мнимые угрозы коммуникациям российских войск. Теперь же он получил срочные приказы от М.Б. Барклая о принятии неотложных мер по охране российских баз, магазинов и войсковой казны. На этот раз Эртель действовал удачно и отправил Барклаю, также выходцу из балтийских губерний, отчет о своих действиях на латышском языке, понятном главнокомандующему. Если бы приказы были перехвачены, редкий француз смог бы их разобрать
[866].
Вечером 23 марта Шварценберг, Александр I и Фридрих-Вильгельм вместе со своими штабами отправились из Пужи в Сомпюи, куда они прибыли утром следующего дня. По дороге они получили новые послания, перехваченные русской кавалерией. В них говорилось о низком боевом духе рядовых и генералов наполеоновской армии, а также сообщалось, что парижские депо и арсеналы пусты. Самым важным было письмо, адресованное Наполеону его шефом полиции Савари, который писал, что не может поручиться за лояльность столицы в случае приближения армий союзников. В ту же ночь с юга было получено известие, что Бордо перешел на сторону Бурбонов и занят А. Веллингтоном. Тем не менее, когда утром 24 марта Шварценберг и Фридрих-Вильгельм покидали Сомпюи, план коалиции заключался в том, чтобы объединить две армии и затем отправиться на поиски Наполеона.
Вскоре после этого, около десяти часов утра, Александр I позвал к себе М.Б. Барклая, И.И. Дибича и К.Ф. Толя, показал им перехваченные письма и текущее местоположение войск на карте и попросил совета о том, что лучше всего предпринять в данной ситуации. Император предложил варианта: либо союзники преследуют Наполеона, либо идут на Париж. Возможно, Александр I к тому времени уже успел переговорить с П.М. Волконским, который в частной беседе советовал императору идти на Париж. Барклай, напротив, был осторожным и не слишком изобретательным стратегом: он высказывался за продолжение текущей линии, нацеленной на соединение с Блюхером и совместные поиски Наполеона. Дибич не выразил открытого несогласия со старшим по званию, но посоветовал одновременно отправить сильный корпус для взятия Парижа. Толь всегда был менее «политичным» и тактичным человеком, чем Дибич. Несогласие с начальством было его второй натурой. Он утверждал, что один единственный корпус никогда не сможет взять Париж. Вместо этого обеим армиям следовало направиться к столице, выслав вперед летучую колонну, преимущественно состоявшую из кавалерии, которая должна была следовать за Наполеоном по пятам и докладывать о его передвижениях
[867].
