Франца I смущала необходимость сохранения франко-австрийской военной конвенции, направленной против России; он чувствовал себя тем более неловко, что положения этой конвенции были ранее раскрыты русскими шпионами в Париже. Однако в разговоре с российским послом, графом Штакельбергом, он упоминал, что был вынужден подписать эту конвенцию, исходя из «насущной необходимости» сохранения Австрийской империи. Франц добавлял, что та же самая необходимость заставила его принести собственную дочь в жертву Наполеону. Суть заключалась в том, что Австрия в 1810 г. приняла решение, похожее на то, что было принято Россией в Тильзите. Конфронтация с Наполеоном была слишком опасна. Еще одно поражение положило бы конец династии Габсбургов и их империи. Разворачиваясь в сторону Наполеона, Австрия обеспечивала свое существование до лучших времен. Продолжи французская империя свой век, ее судьбу разделила бы и Австрия, являвшаяся ее главным сателлитом. Если бы империя Наполеона, напротив, развалилась, тогда Австрия, восстановив силы, оказалась бы в выгодном положении, чтобы вернуть утраченные территории. Основная разница между Россией в 1809 г. и Австрией в 1812 г. заключалась в том, что Габсбурги находились в гораздо более слабом и уязвимом положении. По этой причине военная помощь, оказанная Австрией Наполеону в 1812 г., была гораздо более обстоятельной, чем та, что он получил в ходе кампании России против Австрии в 1809 г. Тем не менее обе империи втайне поддерживали дипломатические отношения на протяжении всего 1812 г., а австрийцы оставались верны данному накануне войны обещанию ограничить численность своего вспомогательного корпуса 30 тыс. солдат и двинуть свою армию против России через территорию герцогства Варшавского, сохраняя нейтральной русско-австрийскую границу в Галиции
[139].
Ситуация с Пруссией была еще яснее. Король Фридрих-Вильгельм не выносил Наполеона и боялся его. При прочих равных он предпочел бы заключить союз с Россией. Но прочие равными не были. Пруссия находилась в окружении французских войск, которые могли вторгнуться на территорию страны задолго до того, как с другого берега Немана подоспеет помощь из России. По мнению прусского короля, единственный вариант, при котором Пруссия могла войти в союз с Россией, мог реализоваться лишь в том случае, если бы российская армия нанесла Наполеону неожиданный предупредительный удар, вторгшись на территорию герцогства Варшавского. Успех мог быть достигнут при поддержке Австрии и согласии поляков. С этой целью Фридрих-Вильгельм убеждал Александра поддержать восстановление независимого польского королевства под управлением польского монарха
[140].
Россия вполне могла бы на это пойти, будь она разбита Наполеоном, но она вряд согласилась бы на это до начала войны. Российский император действительно обсуждал вопрос восстановления Польши со своим старым другом и главным советником по польским делам А.Е. Чарторыйским. По-видимому, если бы его попытки установить контакт с поляками встретили радушный отклик, он мог бы обдумать возможность упредительного удара с целью захвата герцогства Варшавского и получения поддержки со стороны Пруссии, однако в российских дипломатических и военных архивах не сохранилось свидетельств подготовки наступательной операции в 1810 и 1811 г. Как бы то ни было, Александр был убежден в том, что для безопасности России и в глазах ее общественного мнения существенным являлся тот факт, что, в каком бы виде ни была восстановлена Польша, ее королем должен быть российский император. В 1811–1812 гг. эта идея не была способна вызвать в сердцах поляков такой же отклик, как надежда на реставрацию Польши в ее прежних границах, которая гарантировалась всепобеждающим Наполеоном. Союз российской и польской корон был неприемлем также для Австрии
[141].
К лету 1811 г. Александр сделал выбор в пользу оборонительной стратегии. Он дал об этом понять как Австрии, так и Пруссии, тем самым устранив слабые надежды на то, что одна из этих стран сможет заключить с ним союз для нападения на Наполеона. В августе 1811 г. император сообщил австрийскому министру графу Йозефу Сен-Жюльену, что хотя он и в курсе доводов в пользу наступательной стратегии, в настоящих условиях имела смысл только оборонительная стратегия. В случае нападения французов он будет отступать во внутренние районы своей империи, превращая оставленные территории в пустыню. При всех трагических последствиях, которые это будет иметь для гражданского населения, у Александра не оставалось иного выбора. Он занимался созданием эшелонов баз снабжения и новых резервных сил, в направлении которых могла отступить полевая армия. Французы вынуждены будут сражаться вдали от своих баз, находясь на еще большем расстоянии от родного дома. Александр заявлял, что только если противник будет готов в случае необходимости вести войну на протяжении десяти лет, он сможет истощить людские и материальные ресурсы России. Сен-Жюльен доложил обо всем этом в Вену, правда с тем существенным добавлением, что лично он сомневался, что у Александра хватит выдержки, и он сможет следовать намеченной стратегии в момент реального вторжения неприятеля
[142].
В общении с Фридрихом-Вильгельмом Александр высказывался еще более определенно. В мае 1811 г. он писал королю: «Мы вынуждены принять стратегию, которая имеет наибольшие шансы на успех. Мне кажется, что эта стратегия должна состоять в том, чтобы осторожно избегать крупных сражений и создавать очень протяженные линии оперативной связи, способные обеспечить отступление, конечной целью которого будут являться укрепленные биваки, где особенности естественного рельефа местности и предварительные инженерные работы помогут нам укрепить силы, которые мы противопоставим мастерству противника. Это тот самый план, который принес победу Веллингтону, сумевшему измотать французскую армию, и именно ему я принял решение следовать».
Александр предлагал Фридриху-Вильгельму основывать собственные укрепленные биваки, часть которых следовало разместить на побережье, где они могли быть поддержаны с моря британским флотом. Совсем не удивительно, что подобная перспектива не прельщала Фридриха-Вильгельма, чья страна должна была быть сначала оставлена российскими войсками, а затем захвачена и разграблена французами как вражеская территория. В своем последнем письме, отправленном Александру до войны, Фридрих-Вильгельм объяснял, что не видит другой возможности кроме как поддаться давлению со стороны Наполеона и примкнуть к союзу во главе с Францией. «Оставаясь верными своей стратегии и не начиная наступления, Ваше Величество лишили меня какой-либо надежды на скорую и реальную помощь и поставили меня в положение, при котором разорение Пруссии предшествовало бы войне против России»
[143].
