Хотя российской дипломатии не удалось добиться успеха в отношении Австрии и Пруссии, она преуспела в достижении других ключевых целей, завершив войну с Турцией и нейтрализовав угрозу, исходившую от Швеции.
Османская империя объявила войну России в 1806 г., вслед за Аустерлицем. Момент казался удачным для отвоевания части территорий и ликвидации уступок, которые были сделаны турками России за последние сорок лет. Вместо этого русские вскоре овладели провинциями Молдавия и Валахия и сделали их окончательное присоединение главной целью России в текущей войне. Несомненно, что Н.П. Румянцев, находившийся под слишком большим впечатлением от успехов собственного отца, был особенно одержим идеей присоединения провинций и придерживался чересчур оптимистичного взгляда относительно того, как легко будет заставить турок уступить их. По мере приближения войны с Наполеоном и растущего желания большинства российских дипломатов и генералов поскорее положить конец второстепенным событиям на Балканах, упрямство Румянцева нажило ему множество врагов, но на самом деле немногое указывает на то, что Александр был готов уступить более, чем его министр иностранных дел.
Одна из причин, объяснявшая упорство турок, заключалась в том, что сначала англичане, а затем французы убеждали их противиться требованиям российской стороны. Поскольку османы прекрасно знали о том, что в ближайшем будущем между Наполеоном и Россией намечалась война, у них были все основания держаться до последнего и выжидать момент, пока русские отчаются до того, что смирятся с утратой провинций и переместят войска в северном направлении против французов.
Существовали также причины военного характера, в силу которых война затягивалась. На поле боя у турецкой армии не было шансов. В ту эпоху для того, чтобы одерживать победы, требовалось наличие пехоты, которая была обучена быстро давать ружейные залпы и перемещаться по полю боя в строевом порядке. Отряды должны были уметь перестраиваться в колонны, линии и каре в соответствии с обстановкой и делать это быстро и слаженно. Пехоте требовалась поддержка передвижной артиллерии и кавалерии, обученной совершать стремительные броски в массовом построении с тем, чтобы использовать любую нерешительность противника. Хотя все это звучит просто, среди ужасов, творившихся на поле боя, это было совсем нелегко. Чтобы достичь такого результата, армии требовалась хорошая подготовка, крепкий ветеранский и опытный старший и младший офицерский составы. Армии также требовались поддержка государства и общества, способных снабдить ее надежными офицерскими кадрами и предоставить крупные суммы, которые был необходимы для выплаты солдатского жалования, закупки оружия, продовольствия и снаряжения. Добиться всего этого удалось армиям ведущих европейских держав, равно как и англичанам в Индии. Турки же этого сделать не смогли по многим причинам, среди которых, возможно, важнейшей являлось отсутствие адекватных финансовых ресурсов.
К 1770-м гг. плохо обученные и мало дисциплинированные новобранцы Османской империи редко могли оказать реальное сопротивление русским в открытом бою.
Однако турки по-прежнему были грозны в осадных баталиях. Наполеон обнаружил это в ходе своего египетского похода. Без труда рассеяв армию мусульман на поле боя, он не смог взять крепость Акра. Основным театром военных действий для османов являлись Балканы. Расположенные здесь крепости были гораздо мощнее, чем Акра. Они имели укрепления со всех сторон, которые часто вели от дома к дому, а их защитники действовали не только умело, но и с очень большим упорством. Возможно, единственным похожим эпизодом времен наполеоновских войн была осада Сарагосы, которой французы овладели, пролив море крови и сломив упорное сопротивление. Характер местности на Балканах помогает понять, почему на данном театре военных действий преобладающей являлась осадная война. В отличие от Западной Европы, здесь было мало хороших дорог, а плотность населения невысока. Мощная крепость могла стать непреодолимой преградой на единственно возможном пути вторжения в определенный район. Османы также являлись мастерами по части опустошения прилегавших территорий, организации внезапных нападений и засад. Армии противника, намеревавшейся осадить крепость, пришлось бы столкнуться с тем, что ее колонны снабжения стали бы подвергаться постоянным набегам, а отрядам фуражиров пришлось бы рассеяться по обширной территории. В 1806–1812 гг. российская армия испытала на себе все эти трудности. Под давлением Александра I, стремившегося поскорее завершить войну, российские военачальники иногда начинали штурм крепостей, плохо подготовившись, и несли тяжелые потери. Например, при неудачной попытке штурма крепости Рущук в 1810 г. из отряда численностью 20 тыс. человек 8 тыс. было потеряно убитыми и ранеными
[144].
Наконец, зимой 1811–1812 гг. М.И. Кутузов, искусный новый главнокомандующий российской армии, отрезал основные силы турок, когда те пытались провести против него маневр, и заставил их капитулировать. Тем самым он внес один из своих самых выдающихся вкладов в войну 1812 г. еще до того, как она успела начаться. Потеряв основные силы, имея пустую казну и постоянные интриги в Константинополе, султан согласился на мир, который был подписан в июне 1812 г. Мир последовал слишком поздно, и Дунайская армия не успела переместиться в северном направлении с тем, чтобы встретить войска Наполеона, однако у нее было достаточно времени, чтобы к осени достичь Белоруссии и стать серьезной угрозой для коммуникаций Наполеона и его отступавшей армии.
На другой, северной, окраине России очевидная опасность заключалась в том, что на фоне нараставшей мощи Франции Швеция начнет играть свою традиционную роль французского сателлита. Когда в августе 1810 г. маршал Жан Батист Бернадот был избран наследником шведского престола, эта опасность начала обретать реальные очертания. Шурин Жозефа Бонапарта, маршал Наполеона Бернадот на первый взгляд, казалось, должен был быть в числе надежных союзников Франции. На самом же деле у него накопилось сильное недовольство Наполеоном, и он поспешил заверить Александра I в своих мирных намерениях относительно России. Большое значение имел тот факт, что А.И. Чернышев установил тесные отношения с Бернадотом еще до возникновения вопроса о шведском престоле и получил возможность действовать в качестве доверенного посредника между ним и Александром как в Париже сразу после выборов Бернадота, так и в ходе своего специального визита в Стокгольм, который он посетил зимой 1810 г. Еще до избрания Бернадота в качестве наследного принца Швеции, Чернышев мог заверить Петербург в том, что успел близко узнать маршала, что Бернадот был настроен благосклонно по отношению к России и что он, несомненно, не принадлежал к числу обожателей Наполеона
[145].
Хотя личный фактор играл свою роль, действиями Бернадота, де факто являвшегося правителем Швеции, управлял холодный расчет. Он сознавал, что, если бы он примкнул к Наполеону и помог ему разгромить Россию, для Европы и Швеции это означало бы необходимость «слепого подчинения приказам из Тюильри». Лучшей гарантией независимого положения Швеции являлась победа России, и Бернадот без всякого отчаяния оценивал шансы Александра, учитывая «необъятные ресурсы этого правителя и имеющиеся в его распоряжении средства для оказания тщательно спланированного сопротивления». Более того, даже если бы Швеции и удалось отвоевать обратно у России Финляндию, история на этом бы не закончилась. Россия по-прежнему была бы сильнее Швеции и всегда стремилась бы заполучить обратно Финляндию для усиления безопасности Петербурга. Поэтому для Швеции гораздо лучшей компенсацией в обмен на потерянную Финляндию мог бы стать захват Норвегии, которая принадлежала Дании.
