А.А. Аракчеев во многом являл собой тип идеального, по представлениям Павла I, подданного. Он слепо подчинялся вышестоящим чинам, прекрасно знал свое дело, был дотошным до педантизма и безжалостным в отношении своенравных младших по званию, невзирая на их социальное происхождение и связи в среде знати. Сам Аракчеев никогда не принадлежал ни к одной из петербургских группировок, всецело завися от милости и поддержки императора. Разумеется, эта мысль также тешила российского самодержца. Хотя обучение Аракчеева в кадетском корпусе дало ему знание французского и немецкого языков, он не разделял культурные и интеллектуальные интересы высших слоев петербургского общества и не обладал свойственным его представителям умением вести остроумную беседу. Увлекаясь математикой и техническими науками, он обладал сугубо практическим складом ума. Используя современный жаргон, можно сказать, что он был «решателем проблем» и человеком действия. В глазах императора, пытавшегося править Россией посредством малочисленной, плохо оплачиваемой и коррумпированной бюрократии, такой человек как А.А. Аракчеев, мог представлять большую ценность. Жозеф де Местр писал: «…я почитаю его злым и даже очень злым <…> Впрочем, <…> даже более чем вероятно, что сейчас порядок может быть установлен лишь таким человеком»
[158].
Аракчеев по специальности был офицером артиллерии и в 1803 г. был восстановлен в должности инспектора российской артиллерии.
По крайней мере в ретроспективе даже враги Аракчеева обычно признавали успехи, достигнутые им в этой должности. В 1800 г. российская артиллерия располагала плохими пушками и снаряжением, имела продажную администрацию и неясные доктрины, плохо организованные тягловые расчеты (состоявшие, как правило, из гражданских лиц) и обозы. Благодаря прежде всего Аракчееву к 1813 г. ей удалось справиться со всеми этими проблемами и обеспечить себе превосходство над австрийской и прусской артиллерией. Еще до того как стать министром, Аракчеев успел осуществить коренное преобразование в области артиллерийского вооружения и снаряжения, значительно улучшить состояние и содержание лошадей, а также провести военную подготовку среди членов тягловых расчетов и подвод с боеприпасами. Он внимательно изучил отчеты о кампаниях 1805–1807 гг., чтобы понять, что именно обеспечивает эффективность артиллерии на поле боя в период наполеоновских войн. Хотя ключевым аспектам реформирования российской артиллерии уделялось внимание еще до 1807 г., ряд важных улучшений по части орудий и амуниции был проведен в годы министерства Аракчеева
[159].
В должности военного министра А.А. Аракчеев поощрял издание «Артиллерийского журнала», цель которого состояла в том, чтобы дискуссия в обществе могла внести свой вклад в дело модернизации российской артиллерии и повышения образовательного уровня артиллерийских офицеров. Он ввел систему строгих экзаменов для офицеров, намеревавшихся пополнить ряды гвардейских артиллеристов, а затем использовал гвардейские части в качестве тренировочного полигона и примера для подражания для всех артиллерийских офицеров. Ежегодно Аракчеев определял шестьдесят кадетов для обучения в гвардейских артиллерийских батареях, часто специально выделяя на это государственные средства, а также на короткие промежутки времени менял местами офицеров и рядовых гвардейской и армейской артиллерии с тем, чтобы последние приобрели лучшую практику. Накануне 1812 г. генерал А.В.А. Гнейзенау, прусский военный реформатор, направил Александру I записку, в которой содержалась разносторонняя критика российской армии. Однако даже Гнейзенау признавал, что «русская артиллерия находится в прекрасном состоянии <…> нигде в Европе не найти таких упряжек лошадей»
[160].
После своего назначения военным министром Аракчеев направил в министерство распоряжение о том, что на следующий день он будет на рабочем месте в 4 часа утра, ожидая, что к тому времени все чиновники будут готовы встретить его в министерстве в исправных мундирах. Так был задан тон для последующих двух лет его работы. Лозунгом стало строгое подчинение приказам. Все контакты с императором должны были осуществляться через министра. Военачальники обязаны были заносить все промахи своих подчиненных в послужные списки последних. Были введены жесткие условия относительно своевременного и надлежащего снабжения армии обмундированием и снаряжением: отстававшим грозили штрафы и увольнение. Аракчеев гордился тем, что за два года ему удалось сделать так, что пустовавшие до его назначения министром арсеналы смогли вооружить всех новобранцев, и при этом на складах осталось еще 162 тыс. ружей. Шла работа по устранению узких мест, возникавших в процессе производства на Тульском оружейном заводе. Министр настаивал на том, что чиновники должны выделять средства из заранее согласованного бюджета, а не просто ждать момента, когда можно будет направить деньги, периодически получаемые из министерства финансов, на решение самых неотложных задач
[161].
Ружья нового образца, поставленные на вооружение Аракчеевым, были легче и не так топорно сделаны, как прежде. Он верил, что со временем данный тип ружья может стать стандартным видом стрелкового оружия во всех пехотных полках. Один из очевидных уроков кампании 1805–1807 гг. состоял в том, что русские ружья значительно уступали французским образцам. Предполагалось, что новые ружья отчасти решат данную проблему, но в дополнение к этому Аракчеев систематически издавал приказы о необходимости обучения войск правильному прицеливанию и стрельбе. Он также издал весьма полезную брошюру, в которой описывалось устройство ружей и давались инструкции по уходу за стрелковым оружием и его чистке. В то же время были приняты энергичные меры, направленные на повышение объемов производства пороха для армии и ткани для обмундирования солдат. К моменту своего ухода с занимаемого поста Аракчеев был в праве заявить, что в будущем спрос на военное обмундирование может быть удовлетворен силами российского производства без введения экстренного запрещения на продажу ткани гражданским лицам — меры, на которую ему пришлось пойти, едва став военным министром
[162].
