Стиль управления Аракчеева, несомненно, способствовал улучшению положения дел. Его преемник на посту министра, генерал М.Б. Барклай де Толли также проявлял крайнюю строгость, когда дело касалось изъянов в военной администрации. Однако вскоре после своего назначения Барклай отметил, что комиссариат работал очень эффективно и что все было в «наилучшем порядке». Склады начали пополняться всевозможными запасами и обмундированием. Накануне ухода А.А. Аракчеева с поста военного министра французский посланник отмечал, что «до настоящего времени в делах военного управления не было такого порядка, что прежде всего касается департаментов артиллерии и продовольственного снабжения. В целом военное управление находилось в превосходном состоянии»
[163].
Тем не менее оставалось еще много нерешенных проблем, хотя это и не являлось виной Аракчеева. На самом деле текстильная промышленность России все еще с большим трудом могла выполнять военные заказы. Новые мануфактуры и овцеводческие фермы не могли быть основаны в одночасье, а не имевшее необходимых средств государство не могло предоставить субсидии для стимулирования этого процесса. Аракчеев отчасти «решил» проблему нехватки обмундирования, продлив срок, в течение которого им можно было пользоваться. Помимо этого спрос удалось снизить, например, за счет того, что органы местного управления обязывались снабжать рекрутов так называемым «рекрутским обмундированием», которое они должны были носить на протяжении своего первого года пребывания в рядах армии. Обычно серого цвета и всегда изготовленное из «крестьянской ткани» худшего качества, это обмундирование было гораздо более неприглядным и менее прочным, чем темно-зеленые мундиры регулярной пехоты. Военное министерство прикладывало большие усилия к тому, чтобы в 1809–1812 гг. обеспечить необходимой одеждой разраставшуюся армию. Оно не имело возможности создать крупные запасы на случай военного времени, хотя Александр I и пытался этому способствовать. С началом войны в 1812 г. в распоряжении интендантского ведомства имелись свободное обмундирование и снаряжение лишь для одной четверти действовавшей на тот момент армии. Так называемое «рекрутское обмундирование» в военных условиях быстро приходило в негодность
[164].
Те же трудности сказывались на состоянии российского стрелкового оружия. Ружье нового образца представляло собой улучшенный образец старого, но на точность стрельбы по-прежнему влияла различная толщина бумаги, используемой в русских патронах. Чтобы можно было применять пыжи, требовался более крупный калибр, чем предполагалось изначально. Хотя русские ружья нового образца были хорошо сконструированы, условия труда и качество оборудования на российских предприятиях не позволяли организовать массовое производство высококачественных взаимозаменяемых деталей
[165]. Оболочки некоторых патронов разрывались еще в бочонках. Кроме того, в эти годы в России было мало свинца, и стоил он очень дорого. Частично свинец тайно и по высокой цене ввозился из Англии. В результате на одного российского пехотинца приходилось шесть боевых патронов в год, и ему приходилось тренироваться, используя глиняные пули. Обыкновенный английский пехотинец получал тридцать патронов, а легкий пехотинец — пятьдесят. Возможно, самым важным было то, что усилия, направленные на значительное расширение производства ружей, не увенчались успехом, прежде всего из-за нехватки квалифицированных работников. Именно это обстоятельство стало препятствием на пути к ускорению производства в новых военных мастерских, основанных Аракчеевым в 1807 г. недалеко от Ижевска на Урале. Привлечение квалифицированного иностранного труда в регион, граничивший с Сибирью, было трудным и дорогостоящим мероприятием. В то же время нехватка рабочих рук и механических станков в сочетании с недостатком воды, приводившей в движение машины, в значительной мере подорвали усилия, направленные на ускорение производства в Туле. Хотя военное министерство много работало над тем, чтобы установить на Тульском заводе подходящие паровые машины, к началу войны Россия располагала явно недостаточным запасом оружия для вооружения новых воинских подразделений и восполнения потерь в уже существующих
[166].
Возможно, самая радикальная перемена, произведенная в годы министерства Аракчеева, касалась обращения с рекрутами. При старой системе свежие рекруты доставлялись непосредственно в полки, где им предстояло нести службу, и где они проходили всю военную подготовку. Это представляло особенно большие трудности во время войны, но даже в мирное время крестьянские рекруты, внезапно погружавшиеся в полковую жизнь, могли испытывать слишком сильное потрясение. Результатом были высокие показатели тяжелых заболеваний и смертности. Для решения этой проблемы в октябре 1808 г. была создана система рекрутских депо, где рекруты на протяжении девяти месяцев проходили начальную военную подготовку. Темп подготовки был довольно медленным, дисциплина относительна мягкой, а кадры, отвечавшие за подготовку рекрутов, были всецело заняты этим делом, вместо того чтобы отвлекаться на прочие нужды полковой службы. А.А. Аракчеев выражал надежду на то, что это в какой-то мере ослабит неизбежный психологический стресс, связанный, как он объяснял, с тем, что крестьянин отрывался от привычной жизни в деревне и подвергался воздействию совершенно иного общества и армейской дисциплины
[167].
В январе 1810 г. в самом сердце российской государственной машины было создано очень важное учреждение. Вновь образованный Государственный совет был детищем M.M. Сперанского. Идея Совета состояла в том, чтобы обсуждать все законодательные и бюджетные вопросы и давать советы императору, а также следить за деятельностью министерств. Сперанский рассматривал Государственный совет как первый шаг на пути коренного преобразования системы центрального управления, что, впрочем, так никогда и не произошло, но в эти годы были привнесены важные изменения в структуру и сферу компетенции министерств. В подобных условиях было сложно предсказать, в каких учреждениях будет сосредоточена действительная власть. Александр I предложил А.А. Аракчееву выбор: либо остаться на посту военного министра, либо сделаться председателем военного комитета вновь образованного Государственного совета. Аракчеев выбрал второй вариант, заметив, что предпочитает скорее наблюдать, чем находиться под присмотром. Поскольку новый военный министр Барклай де Толли был младше Аракчеева по званию и в какой-то мере был обязан последнему своим возвышением, возможно, Аракчеев считал, что он сохранит какую-то часть непрямого контроля над деятельностью министерства. В действительности же Барклай вскоре продемонстрировал свою независимость и быстро стал главным военным советником Александра I, тем самым обретя противника в лице Аракчеева, ревниво относившегося ко всякому, кто соперничал с ним в борьбе за расположение императора
[168].
