Хотя семья М.Б. Барклая де Толли вела свое происхождение из Шотландии, сам он был представителем средней прослойки немецкого общества. Его предки поселились в балтийских провинциях, но сам он вырос в семье родственников, принадлежавших к немецкой диаспоре Петербурга. Преобладающими лютеранскими ценностями в доме, где прошло его детство, являлись послушание, долг, совестливость и трудолюбие. Он развил эти качества и одновременно укрепил свои позиции в немецкой диаспоре России, женившись на своей кузине, что в те времена было частым явлением. В возрасте 15 лет Барклай де Толли начал службу в российской армии в унтер-офицерском звании, будучи произведен в офицерское звание два года спустя. Имея лучшее образование, чем обычный офицер из числа российского дворянства, он продвигался по службе за счет личных заслуг и не слишком быстро. Ему потребовался двадцать один год, чтобы дослужиться от корнета до генерал-майора. Его умения и проявленная храбрость помогли ему получить чин генерал-лейтенанта, привлекли к нему внимание Александра I и обеспечили ему ключевую роль в войне со Швецией. Подталкиваемый Аракчеевым, Барклай в марте 1809 г., пройдя из Финляндии по льду Ботнического залива, вторгся в пределы Швеции, тем самым оказав существенную помощь в подавлении шведского сопротивления. Благодарный император наградил Барклая де Толли чином генерала от инфантерии и назначил его главнокомандующим войсками в Финляндии и финляндским генерал-губернатором
[169].
Высокий, с хорошей фигурой и осанкой, имевший внешний вид настоящего командира, новый главнокомандующий выглядел соответственно занимаемому положению. Легкая хромота и негнущаяся правая рука — следствия полученных ранений — только усиливали почтительное отношение к нему. Однако в завистливом мире Петербурга М.Б. Барклай своим быстрым продвижением в чин генерала и назначением на министерский пост нажил себе много врагов. По складу характера, обстоятельствам биографии и приобретенному опыту он не лучшим образом вписывался в высший свет Петербурга и окружение императорского двора: военный министр пренебрегал светскими условностями, и это сослужило ему плохую службу. При дворе он пользовался уважением, но чувствовал себя неловко и неуверенно. Искренний, гордый и чувствительный Барклай знал, что ему недоставало культуры, остроумия и широкого кругозора, чтобы добиться настоящего уважения в придворном мире. Петербургская знать, многие представители которой занимали высшие посты в военной администрации, смотрели на него свысока как на мрачного, скучного немца и выскочку. Барклай нелегко заводил дружбу, хотя его сослуживцы со временем начинали испытывать глубокое восхищение его личностью. Как и у всех старших генеральских чинов и министров в России, за время службы у него появились собственные протеже, многие из которых были немцами. Это обстоятельство не добавляло ему популярности. Однако что бы Барклай ни предпринял, в том мире зависти и придирчивого отношения, в котором он находился, критика была неизбежна: когда впоследствии он назначил начальником главного штаба И.В. Сабанеева, он подвергся критике за то, что якобы отдал предпочтение своему старому полковому товарищу в ущерб другим, более способным (и в этом случае речь шла о балтийских немцах) штаб-офицерам
[170].
М.Б. Барклай де Толли обладал добродетелями А.А. Аракчеева, не имея его пороков. Он являлся эффективным, неподкупным, трудолюбивым и дотошным управленцем, но никогда не был педантом. Он также мог быть предельно жестким, даже безжалостным, когда это было необходимо — учитывая манеру ведения дел, свойственную российскому интендантству, без этого было не обойтись. Однако в отличие от Аракчеева, Барклай никогда не позволял себе излишней жестокости, грубости или мстительности. Он также управлял эффективнее и придерживался более строгой дисциплины, чем Л.Л. Беннигсен, при котором в 1806–1807 гг. голод, отсутствие дисциплины и бандитизм в рядах армии приобрели повальный характер. В качестве министра и главнокомандующего Барклай сделал все возможное, чтобы положить конец некорректному обращению офицеров со своими подчиненными. Его циркуляры осуждали офицеров, использовавших страх как средство подготовки войск и водворения в них дисциплины: «Русский солдат обладал всеми высшими воинскими добродетелями: он храбр, усерден, послушен, предан и не своенравен; поэтому, несомненно, есть способы подготовить его и поддерживать дисциплину, не прибегая к жестокости»
[171].
Учитывая способность императора к манипулированию, вполне возможно, что Александр подтолкнул Аракчеева к тому, чтобы тот оставил министерский пост и вошел в состав Государственного совета в январе 1810 г. В 1808 г. требовался военный министр, способный восстановить порядок в военной администрации, используя устрашение там, где это было необходимо. Никто не справился бы с этой задачей лучше Аракчеева. К 1810 г., однако, требования изменились. По-прежнему был нужен эффективный и трудолюбивый администратор, но одного это было уже недостаточно. Поскольку на горизонте забрезжила война с Наполеоном, армии требовался предводитель, который был способен подготовиться к войне и наметить план боевых действий. Аракчеев никогда не служил в действующей армии и едва ли был достаточно компетентен, чтобы обсуждать стратегию или военные планы. Барклай де Толли, напротив, являлся солдатом, неоднократно бывавшим на передовой, в чьем послужном списке имелись записи о выдающихся боевых заслугах. Если Барклаю и недоставало смелости воображения, свойственного великим главнокомандующим, он тем не менее хорошо разбирался в тактике и умел быстро определять благоприятные возможности и опасности, возникавшие на поле боя. Еще важнее было то, что он обладал не только реалистичным видением стратегии, но также патриотизмом, решительностью и моральным мужеством, необходимым для того, чтобы отстаивать выбранную стратегию перед лицом многочисленных препятствий и яростной критики. Барклай с редкостной последовательностью ставил «благо службы» превыше личных интересов и жажды мщения. В 1812 г. Россия оказалась многим обязана этим его качествам.
На протяжении двух с половиной лет, прошедших с момента назначения М.Б. Барклая на пост военного министра до вторжения Наполеона, он развернул бурную деятельность. В законодательной сфере наибольшее значение имел новый закон «Учреждение для управления Большой действующей армией». Он был составлен очень детально и впечатлял своим небывалым объемом: в Полном собрании законов занимал 121 страницу текста, каждая из которых была разделена на два столбца. Известный как «желтая книга» из-за цвета своей обложки, закон касался всех подразделений, их функций и ключевых постов действующей армии, определяя полномочия и обязанности занимавших их лиц. Однако значение этого закона было гораздо шире, поскольку он использовался офицерами как настольная книга, в которой содержались указания относительно того, как им следовало выполнять возложенные на них задачи
[172].
