Возможно, это не столь важно, поскольку русские провинциальные города были по большей части очень маленькими, и дворянская собственность в них почти наверняка не была крупной, а цена ее не слишком высокой. Примером может служить процветающий текстильный город Иваново-Вознесенск в Московской губернии. До 1861 г. Иваново вместе со всеми жителями и окрестными землями принадлежало графам Шереметевым. Вот, что в 1840-х годах писал о нем Гаукстгаузен: «Русский Манчестер, деревня Иваново; в одном этом месте более 42 000 человек работает на ткацких фабриках, которые производят ежегодно около 900 000 штук хлопчатобумажной ткани стоимостью в 23 400 000 рублей» (1 017 200 фунтов). Однако при освобождении крестьян помещики не получили компенсации за своих крепостных, их дома и сады, и вложения Шереметевых в Иваново значительно сократились. Тем не менее прилегающая к нему земля оставалась собственностью графов, а со временем строительство жилья, заполнив все пустующие места старого городского поселения, стало распространяться на собственность Шереметевых. Даже в этих обстоятельствах граф С. Д. Шереметев в 1916 году получил только в качестве ренты за пригородные земли 42 500 рублей (4427 фунтов), за крупные здания в Иваново, которые сдавал в аренду в коммерческих целях — 3200 рублей, и за подъездные пути, проходящие через его территорию — 600 рублей. Если эта сравнительно небольшая сумма составляла весь доход владельца земель в окрестностях российского Манчестера, то доход от ренты за городскую собственность в других губерниях вряд ли мог быть значительным
[179].
По-другому обстояли дела в Москве и С.-Петербурге, хотя без тщательного исследования принадлежащей дворянам собственности в двух столичных городах, ее размеры и доходы владельцев остаются неясными. Некоторые дворяне открыто использовали все возможные углы и закоулки своей собственности. Граф Сергей Дмитриевич Шереметев, например, не только сдавал внаем землю, примыкающую к знаменитому приюту, основанному его семьей в Москве, но и мостовую перед входом в здание.
В 1910 г. это принесло 46 800 рублей дохода, который Шереметевы целиком передали сиротскому дому. Граф Александр Граббе, командующий казацким эскортом Николая Второго, был беднее и менее альтруистичен, чем Шереметевы. Унаследовав по линии жены «несколько объектов старой городской собственности» в С.-Петербурге, он, наряду с военной карьерой, принялся делать другую — тайную, которая заключалась в приобретении и реконструкции петербургских домов под «современные квартиры для быстрорастущего социального слоя — рабочих среднего достатка». Под романтической униформой казака-гвардейца скрывался ум и талант капиталистического воротилы по части недвижимости
[180].
Большинство дворян, однако, ничего не предпринимали со своей собственностью, а просто были ее владельцами. Многие (среди них значительное число составляла высшая знать) владели несколькими домами в Москве и С.-Петербурге. Подавляющее число собственников городской земли, особенно в Москве, предпочитали придерживаться политики Карла Дэнхоффа в Берлине, другими словами, получать достаточные, но отнюдь не огромные доходы в виде ренты. Однако «дома» могло означать не только семейные особняки, но также весьма крупные многоквартирные дома — преобладающая в С.-Петербурге и широко распространившаяся к началу девятнадцатого века в Москве форма жилища.
Пожалуй, наиболее известным многоквартирным конгломератом в собственности аристократа был дом Щербатова в самом центре светской Москвы, владелец которого, князь Щербатов, разрушил свой городской особняк, а на его месте выстроил импозантное многоквартирное здание, лучшие апартаменты в котором предназначил себе. Подобные здания бывали чрезвычайно рентабельными. Один из графов Шуваловых, например, в конце девятнадцатого века вложил большую часть свободных средств в шесть крупных жилых домов, страховочная стоимость которых составляла 2 562 700 рублей (266 948 фунтов). Граф Зубов имел только один дом, но в С.-Петербурге и на Невском проспекте, и в начале двадцатого века этот дом оценивался в 487 000 рублей. К 1910 г. ежегодный доход от него достиг 62 000 рублей (6458 фунтов), а чистый прирост капитала, равный 12,5 процентам, значительно превышал прибыль, на которую мог рассчитывать сельский землевладелец со своей земли. Но самым прибыльным зданием из всех, принадлежащих аристократам, был, пожалуй, дом графа С. Д. Шереметева на углу Никольской улицы и Черкасского переулка в деловом квартале Москвы. Он сдавался в аренду под магазины и конторы и в 1900 г. приносил 126 800 рублей (13 208 фунтов) дохода, а к 1910 г, — 250 400 рублей (26 083 фунтов)
[181].
Из высшей знати самыми крупными землевладельцами в Москве были, вероятно, Сергей Дмитриевич Шереметев и его брат; им совместно принадлежали земли в Марьиной Роще, Останкине и Кускове. Даже в 1899 г. в Марьиной Роще ими сдавалось внаем 54 десятины (146 акров) земли, а это давало 26 000 рублей дохода. Из тех же коммерческих соображений Шереметевы сдавали в аренду сорок шесть из принадлежавших им зданий, из которых только четыре приносили в 1899 г. 2975 рублей (310 фунтов) чистой прибыли. В 1910 г. доход от 363 участков в Кусково, сдаваемых под летние дачи, составил 27 800 рублей. Останкино было менее рентабельно, так как тысячи проживающих там на земле Шереметевых людей продолжали платить первоначально установленную сумму, которая значительно уступала рыночным ценам двадцатого века. В 1912 г. граф Сергей Шереметев, решив использовать эту землю как можно выгоднее, объединился с французскими инвесторами для строительства больших многоквартирных домов. В ответ московская администрация забила тревогу: осуществление планов Шереметевых лишило бы крова первоначальных арендаторов
[182].
В С.-Петербурге крупнейшими аристократами-землевладельцами были князья Белосельские-Белозерские. Они владели огромным особняком на Фонтанке напротив дворца престолонаследника. В 1890-х годах дом был продан императорской семье, а князь К. Е. Белосельский-Белозерский переселился в свой летний дом на Крестовском острове в пригородной части С.-Петербурга. Дом на Крестовском, красивее, но несколько меньше по размерам, чем дворец на Фонтанке, принадлежал Белосельским-Белозерским со времен царствования Павла I (1796–1801).
Белосельским-Белозерским также принадлежал и весь Крестовский остров величиной около 2,65 квадратных миль, который они откупили у графа Разумовского за смехотворно малую цену, даже по ценам того времени меньшую, чем пятая часть стоимости покрывавшего остров леса. Ф. Ф. Вигель вспоминает, как он снимал часть летнего дома на этом острове в 1815 г., когда «Крестовский остров был наиболее обособленным местом в окрестностях Петербурга, более других островов выдавался в открытое море; его трехверстовая территория, окруженная со всех сторон широким руслом Невы, была покрыта густым непроходимым лесом». Между тем, даже в 1815 г. Белосельские-Белозерские не просто построили и сдавали внаем несколько загородных домов, но также превратили один уголок острова в развлекательный центр, куда летом стекался чуть ли не весь Петербург. Вигель отмечает, что хуже и дороже пищи, чем в княжеском трактире, не было во всем С.-Петербурге. На протяжении всего девятнадцатого века остров оставался главным центром спортивных и развлекательных мероприятий. Здесь находились речной яхт-клуб и центр стрельбы по голубям, а также отмечались различные ежегодные события в столице. К 1890 г. на Крестовском насчитывалось 1120 человек постоянного населения, и 6000 проживающих в летний период. Между 1903 и 1908 гг. земельные участки, составлявшие менее десятой части площади острова, были проданы за 1.3–1.5 миллионов рублей, а расширение границ С.-Петербурга предсказывало неуклонный и быстрый рост стоимости принадлежавшей князю собственности. Соответственно, вместе с развитием транспортных связей с Уралом, повысилась стоимость нескольких тысяч акров леса, по-прежнему принадлежавшего князю в этом регионе
[183].
