И истошно кричать.
Железный флерон пронзил ее прямо в центре груди. Сарай сосредоточилась на этом маленьком острие скользкого алого железа и… подлетела к своей телесной оболочке, пока мужчины, женщины и дети Плача тыкали пальцами, хватались за горло и давились собственными хриплыми страдальческими воплями. Такой свирепый шум, такие искаженные лица – в своем ужасе они едва походили на людей. Сарай хотелось кричать в ответ, но ее не услышат. Они не могли увидеть, не ее – дрожащего призрака, взгромоздившегося на груди своего же свежего трупа. Все что они видели – это непристойность, несчастье. Божьего отпрыска.
Оставшиеся мотыльки нашли свою хозяйку. Она всегда думала, что они умрут вместе с ней, но в них еще теплились остатки жизни – последние клочки сознания, пока рассвет не обернет их дымом. Мотыльки лихорадочно парили у ее мертвого лица и неистово дергали за окровавленные волосы – будто могли поднять девушку и отнести обратно домой.
Но нет, не могли. Пыльный ветер снес их в сторону, и остались только крики, гримасы ненависти и… правда.
Все это по-настоящему.
Сарай мертва. И хоть ей уже не требовалось воздуха, понимание удушало, как когда она очнулась от кошмара и не могла вдохнуть. Ее родное бедное тело… в таком положении, на виду у всех! Ей хотелось спрятать себя в собственных объятиях. А тело… оно лишь начало потерь. Душа тоже уйдет. Мир поглотит ее. Энергия никогда не пропадает бесследно, а вот Сарай пропадет, и воспоминания тоже – все ее стремления, вся ее любовь. Ее любовь.
Лазло.
Память вернулась неукротимым потоком. Взрыв, его последствия. Смерть отвлекла девушку. Ахнув, она взглянула вверх и приготовилась увидеть, как цитадель падает с неба. Вместо этого ей предстало… небо – лунное сияние, рассекающее дым, и даже мерцание звезд. Сарай моргнула. Цитадель не падала. Крылья серафима были сложены.
Правда снова ускользнула от нее. Что из этого реально?
Суматоха вокруг нее, и без того невыносимая, стала даже более сумбурной. Не верилось, что крики могут зазвучать громче, но именно это и случилось, и когда Сарай увидела почему, ее сердца – или воспоминание о них – подскочили от яростной надежды.
В небе летел Разалас, оседланный Лазло. До чего великолепное зрелище! Чудовище преобразилось, и… Лазло тоже. Он стал версией махалата – голубой, как небеса и опал, от его вида у Сарай перехватило дыхание. Длинные темные волосы развевались от взмахов крыльев Разаласа, пока тот приземлялся, и на Сарай нахлынула дикая радость помилования. Если Разалас летал, Лазло был голубым, то это, в конце концов, просто сон.
О боги…
Лазло соскользнул со спины монстра, и если до этой вспышки радости отчаяние Сарай было мрачным, то после оно стало просто обездоленным. Ее надежда не могла пережить горе, увиденное на лице возлюбленного. Он покачнулся. Не смог вдохнуть. Прекрасные мечтательные глаза стали как выжженные дыры, и что хуже всего – он смотрел не на нее. Лазло смотрел на тело на воротах, истекающее кровью с кончиков коричных волос, и к нему и потянулся. Не к ней, а к нему.
Сарай заметила, как дрожат его руки. Наблюдала, как он проводит пальцем по тонкой розовой лямке, упавшей с ее мертвого плеча, и вспомнила ощущение от его рук, когда он опускал ту же лямку, а еще жар губ на коже и утонченные дорожки чувств, словно это действительно произошло в реальности – словно сошлись не только их разумы, а и тела. Жестокость ситуации резала душу как нож. Лазло впервые прикоснулся к ней по-настоящему, а Сарай ничего не ощущала.
Лазло поправил лямку. По его щекам заструились слезы. Ворота были высокими. Голова мертвой Сарай, опущенная вниз, находилась выше поднятой головы юноши. Он прижался лицом к ее волосам, как если бы они были чем-то драгоценным. Кровь закапала на рубашку и размазалась по шее и подбородку. Лазло приподнял девушку за шею сзади. До чего же нежно он держал эту мертвую пустышку! Сарай попыталась коснуться его щеки, но рука прошла прямо сквозь него.
При первом посещении его сна Сарай стояла прямо перед Лазло, будучи уверенной в своей невидимости и с тоской думая, как бы ей хотелось, чтобы этот странный мечтатель сосредоточил на ней взгляд своих милых серых глаз.
И вдруг он это сделал. Только он. Лазло увидел ее, и это дало ей материальность, словно его колдовской свет был магией, которая сделала Сарай реальной. За последние ночи она прожила больше, чем за все предыдущие, не говоря уж о ее настоящих днях и ночах – все благодаря тому, что он ее увидел.
Но не в этот раз. Не было больше ни колдовского света, ни магии – только отчаяние, достойное худших деяний Изагол. «Лазло!» – воскликнула Сарай. По крайней мере, она произнесла имя, но у нее не было ни воздуха, ни языка, ни зубов, чтобы озвучить его вслух. У нее ничего не было. Махалат прибыл и переделал их обоих. Лазло стал богом, а она – призраком. Страничка перевернулась. Началась новая история. Достаточно одного взгляда на Лазло, чтобы понять, что она будет великолепной.
Но Сарай не станет ее частью.
* * *
Лазло не почувствовал переворота страницы. Он почувствовал, что книга захлопнулась и упала, как та, что когда-то давно сломала ему нос, – вот только эта разрушила его жизнь.
Он взобрался на каменный фундамент ворот и потянулся к телу Сарай. Подхватил ее за поясницу. Второй рукой все еще держал за шею. Предельно аккуратно поднял девушку. Со сдавленным всхлипом снял хрупкое тело с флерона, пригвоздившего ее к месту. Когда Сарай освободилась, Лазло спустился и прижал ее к груди, одновременно чувствуя себя выпотрошенным и полным невыразимой нежности. Наконец-то он коснулся ее настоящих рук – но они никогда не коснутся его. Ее настоящие губы никогда его не поцелуют. Лазло согнулся над Сарай, словно мог защитить, но для этого было слишком поздно.
Как такое возможно, что в своем триумфе он спас всех, кроме нее?
В печи его горя пылала ярость. Лазло развернулся, прижимая к себе тело любимой девушки – такой легкой, до жестокого неживой, – пелена шока, приглушавшая крики, сошла, и звук с ревом вернулся, такой же оглушительный, как любой взрыв, громче, чем звук трескающейся земли. Ему хотелось рычать в ответ. Те, кто еще не сбежал, подходили ближе. В их ненависти и страхе чувствовалась угроза, и когда Лазло ее заметил, ощущение внутри него обернулось огненным шаром, рвущимся из пасти дракона. Если он зарычит, то сожжет город дотла. Вот как он себя чувствовал. Вот какова его внутренняя ярость.
«Ты же понимаешь, что они тут же убьют меня?» – спросила его Сарай.
Теперь он понял. Лазло знал, что не жители убили ее, как знал и то, что, появись такая возможность, они бы это сделали. А еще знал, что Плач, город его мечты, который он спас от уничтожения, отныне навеки для него закрыт. Пусть он и заполнил местечко в центре себя ответом о своем происхождении, но потерял гораздо больше. Плач и Сарай. Возможность обрести дом и любовь. Всего этого не стало.
Лазло не закричал. Вместо него это сделал Разалас. Юноша к нему даже не прикасался. В этом больше не было нужды; достаточно просто быть рядом. Чудище с якоря повернулось к надвигающейся толпе как живое, и звук, вырвавшийся из его металлической пасти, означал не гнев, а муку.
