Шепот усилился:
– Сердца, целься в сердца!
– Нет, нельзя. Ты можешь попасть в ребро. Лучше режь глотку.
– Так, дайте мне!
Глаза Сарай распахнулись. Это оказались не Младшая Эллен, не Эвисс с Фейзи, и никто из прислуги. Над ней собралась группка пожилых женщин, которые тут же вздрогнули и отпрянули от кровати, цепляясь за руки друг друга.
– Оно проснулось! – крикнула одна из них.
– Давай же скорее! – взвизгнула другая.
И не успела Сарай понять, что происходит, как один из призраков накинулся на нее и замахнулся ножом; лицо женщины рассвирепело от ненависти и решительности. Сарай было некуда деваться, она попросту не могла убраться с пути – не тогда, когда ее окутывал туман люльки. Лезвие блеснуло в луче солнца, и все ее позаимствованные воспоминания о Резне полились наружу – блеск клинков и крики детей. Девушка закричала, и женщины закричали, но не та, что с ножом. Она всхлипывала от ярости, а нож продолжал нависать над Сарай, но руки призрака сильно дрожали, словно боролись, чтобы завершить начатое и пронзить клинком горло.
– Не могу! – завопила она с нескрываемым гневом. Ее лицо испещряли полосы от слез. Она прилагала все усилия, но рука не повиновалась. Нож выскользнул из хватки и проткнул матрас – прямо у бедра Сарай.
Наконец та смогла пошевелиться. Девушка перекатилась на колени и начала отодвигаться от призраков. Ее сердца выбивались из груди, посылая волны паники курсировать по всему телу, хотя она и была в безопасности. Призраки не могли ей навредить. Это главная задача Миньи: сделать так, чтобы мертвые не могли причинить вред живым. Но призраки об этом не знали. Та, которая вышла вперед, была не в себе. Несмотря на то, что она умерла, Сарай ее знала. Женщину звали Яселит, и ее история почти не отличалась от историй всех женщин того времени – а также всех поколений, родившихся и выросших под правлением Мезартима, когда Скатис выходил на охоту на Разаласе, своем огромном металлическом чудище, и забирал мальчиков и девочек из их домов.
Что с ними творилось потом в цитадели, никто не знал. Прежде чем их вернуть, над ними работала Лета: богиня забвения, госпожа забытья. Она могла стереть память в мгновение ока, чем, собственно, и занималась, забирая целые годы у жителей города, чтобы, когда Скатис вернул их обратно, они ничего не помнили о своем времяпрепровождении с богами. Тем не менее на их телах оставались следы, стереть которые было сложнее, поскольку у людей крали нечто большее, чем воспоминания.
Глаза Яселит покраснели и наполнились слезами, ее волосы казались такими же белыми и невесомыми, как облачко дыма. Женщину сильно трясло, дыхание выходило резкими рывками, и когда она заговорила, ее голос звучал так же резко, как всполох спички:
– Почему? – требовательно спросила она. – Почему я не могу тебя убить?!
И Сарай, столкнувшись лицом к лицу с потенциальной убийцей в лице старой мертвой женщины, не почувствовала злости. По отношению к ней, по крайней мере. Минья – это уже совсем другое дело. Что новые призраки делали в этой части цитадели?
– Это не ваша вина, – чуть ли не ласково ответила девушка. – Но вы не можете мне навредить.
– Тогда навреди себе сама, – прошипела Яселит, указывая на нож. – Избавь Плач от страданий. Убей себя, девочка. Помилуй нас всех. Сделай это. Сделай!
Призраки вдруг зашипели, начали приближаться, раздвигать занавески огромной кровати Изагол, окружая Сарай со всех сторон.
– Сделай это, – торопили они. – Прояви хоть немного порядочности. Сделай это!
В их глазах горело дикое ликование. Сарай знала их, но не понимала, как они могли тут оказаться – ведь все они живы. Ее паника возрастала и набухала, пока девушка наблюдала, как собственная рука тянется за ножом. Первая мысль была о том, что она умерла и теперь Минья руководит ее телом, поскольку Сарай не могла себя остановить. Ее пальцы сомкнулись на рукоятке и вытащили нож из матраса. В том месте, где он вонзился, из маленького отверстия в ткани артериальными всплесками захлестала кровь.
Но даже безумие и нереальность ситуации не смогли привести ее в чувство. Кровати могут кровоточить. Сарай слишком глубоко погрузилась в свой кошмар, чтобы сомневаться в этом. Ее запястье развернулось, наставив кончик ножа на грудь. Девушка всматривалась в полные злобы лица женщин Плача, не находя им конца. На месте пяти-шести теперь стояли десятки, их лица прижимались к грязным занавескам, из-за чего рты и глазницы напоминали черные дыры, но даже тогда Сарай удивило не это, а занавески.
Что она делала в постели матери?
Это была ее последняя мысль, прежде чем она вонзила нож в свои сердца и села с громким, хриплым «ах!», обнаружив себя в собственной кровати. Рядом никого не было. Ни привидений, ни ножа, ни крови. Ни дыхания. Ее вдох никак не кончался. Она давилась воздухом, но не могла выдохнуть. Руки царапали шею, все мышцы натянулись, в черепе застрял крик, прогнав все мысли. Так оно и продолжалось, пока девушка не подумала, что сейчас умрет от удушья. Наконец приступ закончился, и Сарай согнулась пополам, выкашливая воздух из своего тела. Долгие минуты она сидела в позе эмбриона и просто дышала – горло горит, глаза зажмурены от невыносимой правды.
Ей приснился сон.
Тело Сарай бесконтрольно задрожало. В ее голову пробился сон.
– Только не это, – прошептала она и съежилась еще сильнее, пытаясь понять, что это значит. – Только не это.
Люлька должна отгонять сны. Неужели она забыла ее выпить? Нет, на языке все еще чувствовался горький привкус.
Тогда как ей мог присниться сон?!
Девушке вспомнились времена до люльки, натиск кошмаров, которые побудили Старшую Эллен начать варить зелье. Сарай казалось, что ее нагнали все ужасы, которые она собрала за эти годы – весь арсенал, обернувшийся против нее. От этого и защищала ползучая серая пустота – ну, или должна была защитить.
В конце концов она встала. Хотелось принять ванну, но это значило, что ей придется идти в дождевую комнату и наполнять её, а потом звать Руби, чтобы подогреть воду – это больше проблем, чем она сейчас могла вынести. Посему Сарай вылила холодную воду из графина и умылась. Затем расчесалась, заплела волосы, переоделась в новую сорочку и вышла в главную комнату, где стояла нетронутая кровать ее матери, но за занавесками не мелькали призрачные лица женщин. Сарай все равно передернуло, и она поспешила пройти дальше – через двери-шторы и по коридору, где встретила Младшую Эллен, которая несла ей поднос. На нем был чай – не настоящий, тот уже давно закончился, а травяная настойка, чтобы пробудиться от люльки, – и печенье, поскольку Сарай всегда просыпала обед.
– Что-то ты сегодня рано, – удивленно подметила Эллен, и Сарай попыталась скрыть свое расстройство слабой улыбкой.
– Я бы не сказала, что полдень – это рано.
– Ну, для тебя это рано. Тебя что-то разбудило?
– Это мой чай? – уклонилась она от ответа, беря чашку с подноса и наполняя ее настойкой из маленького чайничка. Воздух наполнился ароматом мяты. – Спасибо, Эллен.
