Ее разум представлял сомнительное исключение.
Сны фаранджи. Там ей было спокойно.
Воспоминание вызвало отчаянное бурление… паники? Трепета? Что бы это ни было, оно противоречило самому ощущению безопасности, которое изначально навлекло ее на мысли о незнакомце. Да, сон был очень милым. Но… он ее видел.
О, как же он изменился в лице! Очарованный, с колдовским сиянием. Ее сердца учащенно забились от воспоминания, ладони вспотели. Не абы какое событие – откинуть всю жизнь в небытие и внезапно быть увиденной.
Но кто он такой? Из всех снов фаранджи лишь его не намекал на причину, по которой Эрил-Фейн привез его в город.
Истощенная, напуганная, Сарай выпила свою люльку и устроилась на кровати. «Пожалуйста, – страстно подумала она – своего рода молитва к самому горькому зелью. – Умоляю, сработай! Пожалуйста, убереги меня от кошмаров!»
* * *
Сидя в своем саду, Спэрроу не осмеливалась поднять взгляд. Пока она была сосредоточена на листьях и цветках, стебельках и семенах, она могла притвориться, что это обычный день и под арками аркады не стоят сторожевые призраки.
Девушка готовила подарок для Руби, которой через пару месяцев исполнится шестнадцать… если они доживут до этого дня.
Если учесть армию Миньи, Спэрроу считала, что их шансы достаточно велики, – вот только ей совсем не хотелось учитывать армию Миньи. Призраки заставляли ее чувствовать себя в безопасности – и в то же время погружали в несчастье. Поэтому она смотрела в землю и напевала себе под нос, пытаясь забыть об их присутствии.
Очередной день рождения без торта. Выбор для подарка тоже невелик. Обычно они резали какое-нибудь уродское платье из своих гардеробных и переделывали его в нечто другое. В шарф, к примеру. Однажды Спэрроу сделала куклу с настоящими рубинами вместо глаз. Ее комната раньше принадлежала Корако, поэтому в ее распоряжении было множество платьев и драгоценных камней, в то время как Руби достались покои Леты. Богини не являлись их матерями, как в случае с Сарай и Изагол. Они обе были дочерями Икирока, бога кутежа, который в свое свободное время также служил палачом. Девушки были сводными сестрами и единственными из их пятерки, кто связан кровными узами. Ферал – сын Ванта, бога бурь, чей дар он унаследовал в определенной мере, а Минья – дочь Скатиса. Сарай единственная из отпрысков Мезартима, кто унаследовал божественный дар по материнской линии. Если верить Старшей Эллен, богини редко рожали детей. Женщина, разумеется, могла родить только одного ребенка за раз, иногда двух. Но мужчина мог зачать столько детей, сколько имелось женщин, чтобы их вынашивать.
На сегодняшний день большинство младенцев в яслях были зачаты человеческими девушками и троицей богов.
Что означало, что где-то в Плаче у Спэрроу есть мать.
Когда она была маленькой, она не понимала и не верила, что ее мама не захочет принять дочь.
– Я могла бы помогать ей в саду, – говорила она Старшей Эллен. – Я уверена, что могла бы во многом ей помочь.
– Я тоже, милая, – отвечал призрак. – Но ты нужна здесь. Как же мы проживем без тебя?
Она пыталась быть ласковой, но Минья не страдала подобными угрызениями совести:
– Если бы они нашли тебя в своем саду, то проломили бы тебе череп лопатой и выкинули на свалку. Ты божий отпрыск, Спэрроу. Они никогда тебя не примут.
– Но я наполовину человек, – настаивала девочка. – Как они могли об этом забыть? Что мы и их дети?
– Разве ты не понимаешь? Они ненавидят нас даже больше, потому что мы – их дети.
Тогда Спэрроу ничего не понимала, но со временем узнала – благодаря грубому и невероятному ответу Миньи, за которым последовало нежное и поучительное объяснение Старшей Эллен – о процессе зачатия, и это все изменило. Теперь она была в курсе особенностей собственного появления на свет, и хотя это понимание было размытым и омраченным, она ощущала его ужас как натиск нежеланного тела, и от этого на нее накатывала тошнота. Конечно, ни одна мать не захочет ее принять после такого начала отношений.
Спэрроу гадала, скольких из призраков в армии Миньи боги использовали подобным образом. Многие из них были пожилыми женщинами. Сколько из них родили младенцев-полукровок, которых не помнили или не хотели помнить?
Девушка уставилась на свои руки и продолжила трудиться над подарком, тихо напевая себе под нос. Она пыталась не думать о том, будут ли они еще живы ко дню рождения Руби, и если да, то какой будет эта жизнь. Просто сосредоточилась на руках, на успокаивающем ощущении роста, вытекающем из них. Она готовила торт из цветов. Нет, есть его, разумеется, нельзя, но зато он красивый и напоминал об их детстве, когда сахара в цитадели было в достатке, наряду с долей невинности, прежде чем она осознала собственное бессилие.
У него даже были факельные имбирные бутоны вместо маленьких свечей: ровно шестнадцать. Наверное, нужно подарить его Руби за ужином, и та сможет зажечь бутоны огнем, загадать желание и задуть их.
* * *
Ферал сидел у себя в комнате и смотрел на книгу. Переворачивал металлические страницы и проводил кончиками пальцев по резким, угловатым символам.
Если бы пришлось, он смог бы переписать всю книгу по памяти – вот как хорошо он ее изучил. Толку от этого, правда, мало, поскольку значения символов он не знал. Порой, когда он смотрел на них долгое время и перед глазами все расплывалось, казалось, что он может заглянуть в металл и ощутить пульсирующий спящий потенциал. Как флюгер, ждущий порыва ветра, чтобы закрутиться. Ждущий и жаждущий его появления.
Книга хотела, чтобы ее прочли, подумал Ферал. Но какого вида «порыв» мог пробудить эти символы? Кто знает. Он знал только – по крайней мере, всерьез подозревал, – что если прочесть этот загадочный алфавит, то цитадель раскроет свой секрет. Тогда он сможет защитить девочек, а не просто… ну, не давать им высохнуть.
Он знал, что вода штука важная, и без его дара они бы все умерли, и посему не особо сожалел, что не унаследовал силу Скатиса. Эта горечь принадлежала Минье, но иногда и юноша становился жертвой тоски. Конечно, если бы они могли контролировать мезартиум, то были бы свободны, в безопасности, не говоря уж о том, что обладали бы силой, с которой стоило считаться. Но они не могли – так зачем тратить время на пустые мечты?
Но если бы он расшифровал книгу, Ферал был уверен, что смог бы сделать… что-то.
– Чем ты тут занимаешься? – послышался голос Руби в проходе.
Юноша поднял взгляд и нахмурился, увидев, что она уже просунула голову в дверной проем.
– Прояви уважение к моей шторке, – отчеканил он и вернулся к чтению.
Но Руби отказывалась проявлять уважение. Она просто протанцевала внутрь на своих выразительных голубых длинных босых ногах. Ногти окрашены в красный, на теле облегающая алая сорочка, на лице – выражение крайней решимости, которое непременно встревожило бы Ферала, посмотри он на нее – чего он не сделал. Ферал слегка напрягся. На этом все.
