Находили глиняные медвежьи лапы в курганах с сожжением VII–IX вв. на Аландских островах и в смежной им части Скандинавского полуострова – Седерманланде
[91]. По мнению Н.Н. Воронина, позднее медвежья шкура стала заменяться подделками-амулетами в виде глиняных изображений лап этого зверя. В курганах как мужских, так и женских погребений, обычно лапа находилась или в погребальной урне, или рядом с ней, иногда она была положена отдельно на плоском камне.
* * *
В скандинавских сагах упоминаются также загадочные местные богатыри – берсерки, обладавшие страшной силой, несокрушимой мощью и дикой отвагой. По толкованию некоторых исследователей, Berserker (берсеркер, берсерк) переводится как медвежья шкура или в медвежьей шкуре. Та же Л. Вайзер считала, что в этих интереснейших персонажах скандинавских произведений можно увидеть пережитки родовых объединений с их общим тотемом – медведем
[92].
Упоминания о необычных воинах, богатырях, боевые качества которых выходили далеко за пределы человеческих возможностей, существуют в сказках, мифах, преданиях, былинах практически у всех народов. Вспомним и наших богатырей из русских народных сказок и былин. Однако одним из самых таинственных и загадочных персонажей прошлого является, конечно, скандинавский берсерк.
С древнейших времен «боевая раскраска» воинов имела, скажем «по-современному», свой имидж. Каждое племя воевало под символом какого-нибудь животного, являющегося их тотемным зверем, которому они поклонялись. В некоторых источниках упоминается о полном подражании воинов своему тотемному зверю, – от движений до его образа жизни. Оттуда, наверное, и пошли выражения «сильный как бык» или «храбрый как лев».
Примером подражания тотемному зверю, как своему боевому наставнику, служил существовавший в давние времена обряд посвящения – инициация, т. е. когда юноша вступал в ряды взрослых воинов, то он должен был продемонстрировать свои боевые умения, ловкость, мужество и храбрость. Одной из форм инициации служила схватка с тотемным зверем, завершавшаяся поеданием мяса культового животного и питьем его крови. Считалось, воину это должно было придать силу и ловкость, отвагу и ярость дикого зверя. Иначе говоря, победа над тотемным животным символизировала передачу юному воину самых ценных звериных качеств. В результате тотемное животное как бы не умирало, а воплощалось в этом ратнике. Вероятно, именно такими обрядами-посвящениями можно объяснить существование в древние времена каннибализма у некоторых племен.
А у скандинавских берсерков медвежий культ играл основную роль. Вероятно, это отразилось в их повседневной одежде – наброшенной на голое тело медвежьей шкуре, почему собственно эти воины и получили такое название. Однако, как отмечают некоторые исследователи, правильней было бы назвать берсерка не просто человек-воин «в медвежьей шкуре», а как «некто в медвежьей шкуре, воплотившийся в медведя». Именно воплотившийся в медведя, а не просто одетый в его шкуру.
В более поздние времена термин берсерк стал синонимом слова воин или, скорее, разбойник, потому что под этим именем подразумевался такой воин, который был подвержен приступам бешенства, необузданной ярости. Причем во время боя берсерк мог прийти в такое исступление, что его сила увеличивалась многократно, он абсолютно не замечал физической боли, и, что самое страшное для своих и тем более для чужих воителей, берсерк часто совершенно не мог контролировать собственные действия. То есть если он «заводился», то могли пострадать и свои и чужие. Норвежские конунги предпочитали иметь в своих войсках таких бешеных воинов, но обыкновенные люди старались избегать общения с ними, поскольку берсерк всегда представлял потенциальную опасность для окружающих, а справиться с ним было практически невозможно. Именно поэтому в мирное время, в промежутках между боевыми походами, берсерки жили отдельно от основного поселения на почтительном расстоянии, на огороженном высоким частоколом участке.
Берсерком мог стать не каждый, об их появлении сложно что-нибудь сказать. Некоторые считают, что эта редкая способность впадать в «звериную ярость» передавалась по наследству из поколения в поколение, ей невозможно было научиться. В одной из саг, например, говорится о человеке, имевшем 12 сыновей, и все они были берсерками: «У них было обычаем, находясь среди своих и почувствовав приближение ярости, сходить с корабля на берег и кидать там большие камни, выворачивать с корнем деревья, иначе в ярости они покалечили бы или убили родных и друзей».
Как один из способов достижения необходимого транса перед боем у них использовалось вино, галлюциногенные растения, в частности обыкновенный мухомор; не исключено, что уже в то время использовались и какие-то наркотические вещества, а иногда местными колдунами применялся гипноз.
«Сага об Инглингах» описывает, что в бою берсерки «рвались вперед без доспехов, грызли края щитов как бешеные собаки или волки, пуская пену изо рта, и были сильными словно медведи или быки. Они убивали врагов с одного удара, но ни огонь, ни железо не могли ранить их самих. Они нападали стаей с ужасными воплями и воем, как дикие звери, и никто не мог их остановить».
По словам сподвижника Рене Генона, последователя эзотерических учений Ганса Зиверса, практика ритуальной ненависти максимально полно сохранилась именно в «берсеркерстве». По его мнению, берсеркеры, так он их называет, относятся к арийскому братству Кшатриев, касте воинов, о которых упоминалось выше, причем только к той ее части, которая знала секрет «боговселения в битве» или «Одино-вселения» (Один – главный бог и бог войны у скандинавов). В самом слове берсерк, считает Г. Зиверс, есть корень ber, обозначающий медведя в индоевропейских языках. Берсеркеры в момент поединка настолько напитывались священной яростью, что якобы могли трансформироваться в другое существо, в частности в медведя. А как нам уже известно, медведь (или медведица) являлся символом кшатрийской власти в целом. На физическом уровне он получал всю полноту воинской силы и так как становился неуязвимым для врагов, то разрушительную мощь его агрессии невозможно было остановить никакими человеческими усилиями. Берсерк, как бы превращаясь в медведя, одним своим диким видом подавлял разум противника и вселял в него ужас. Сохранилась летопись одного похода римлян на север, в которой упоминаются «варвары, одетые в шкуры медведя». Полтора десятка этих варваров в считанные минуты в буквальном смысле порвали на куски более сотни римских хорошо вооруженных и обученных легионеров. И когда берсерки покончили с ними – в непотушенной ярости бросились убивать друг друга.
Обычно берсерки умирали сами, потому что убить их в бою было невозможно. Смерть могла их настигнуть после битвы от обыкновенного нервного истощения (сердечного приступа), либо от потери крови (во время боя, в трансе, они не замечали ранений).
