П. С. Савельев своими авторитетными работами по археологии и нумизматике еще раз убедил ученых: историков, археологов, этнологов, что Биармия и древняя Пермь – это одно то же понятие, что в скандинавских сагах под названием Бьярмаланда прославлялся именно Пермский край со своей столицей Чердынью.
* * *
Заметное влияние на русских историков в части изучения Биармии, ее локализации и отождествления с Пермью оказали финские ученые начала и середины XIX века. Одним из них был филолог и лингвист Иоганн Андреас Шёгрен (1794–1855), впоследствии ставший академиком Российской Императорской академии наук.
В начале XIX века среди финской интеллигенции резко возрос интерес к своим этническим корням, а, следовательно, к истории народов, говорящих на финно-угорских языках. Присоединение Финляндии к России открыло для финнов новые возможности исторических, лингвистических, фольклорных и других исследований. Огромный вклад в их развитие внес и финский ученый А. И. Шёгрен.
Являясь сторонником отожествления Биармии и Перми, Шёгрен утверждал, что Пермь является просто новгородской переработкой слова Биармия. Пытаясь выяснить значение слова Пермь, он выводил его происхождение от финско-зырянско-пермяцких корней. Он же является автором идеи, что Пермь получила свое название от финского слова Perämaa, означающее задняя сторона или задняя земля.
По инициативе Шёгрена, другой известный финский ученый, знаменитый лингвист и путешественник Матиас Александр Кастрен (1813–1852), начиная с 1838 года, предпринял ряд экспедиций по Северной Европе, Уралу, Сибири и Дальнему Востоку с целью изучения этнографии северных народов, доказательства родства самодийских языков с финским.
Путешествуя по Северу, Кастрен становится убежденным сторонником существования Биармии, являющейся, по его мнению, центром высокой культуры и богатой торговли. Кастрен напишет позднее следующее: «По крайней мере, о Великой Пермии и Великой Булгарии будут помнить до тех пор, пока Россия будет иметь историю, потому что древняя история Восточной России есть ее история <…> Что же касается до торговли Бьярмаландии и Булгарии, то о значении ее единогласно свидетельствуют историки многих стран. В высшей степени вероятно, что торговый путь от Белого к Каспийскому морю пролегал по владениям пермяков, булгар и хазар и что этот путь продолжался до Норвегии, к югу до Индии. Такие торговые сношения были возможны вследствие больших рек, прорезывающих Восточную Россию».
Из вышеприведенного текста можно сделать вывод, что для финского ученого Великая Пермь и Биармия – это одно и то же понятие, он не разделял их. Далее Кастрен еще раз подчеркивает тождество Биармии с Пермью, представляя размещение племен на севере России: «Пермское племя занимало речную область Камы и Двины, карелы жили прежде по Двине и Белому морю, весь – по Онеге и Белому озеру». Таким образом, Кастрен считал, что пермяки жили по всей Двине, значит, именно они являлись биармийцами скандинавских саг, с чем, конечно, невозможно согласиться.
Это было не единственное мнение финского ученого о местоположении Биармии. Путешествуя по Карелии, которую он делил на две части – «лопарскую и русскую Карелию», Кастрен пришел еще к одному выводу: «Приходы Рованиеми и Кеми, которые в старину тоже были населены лопарями, впоследствии большую частьсвоего населения получали из русской Карелии или из древней Биармии <…> Крестьяне в Кеми и Рованиеми наследовали от отцов и дедов своих, так называемых Биармийцев, большую охоту к торговым предприятиям».
Оказавшись в Архангельской губернии, Кастрен, тут уже противореча себе, становится убежденным сторонником любопытной идеи, что Холмогоры – это столица и крепость древних биармийцев.
Хотя местные сказания относят пермяков, зырян, корелов и другие народы к чудскому племени, по словам Кастрена, их всегда отличали от той настоящей древней чуди, давно вымершей. На Севере повсюду, особенно по Северной Двине и южному берегу Белого моря, у местного населения были распространены сказания, что в древности, до прихода в эти места новгородцев, тут жил языческий народ – чудь белоглазая, в летописях получившая название чудь заволочская. Архангельские старожилы поведали Кастрену, что богатства чуди были неизмеримы; обычно они хранили их, зарывая в землю. Об этой привычке биармийцев, как мы знаем, повествуют и скандинавские саги. По мнению ученого, хотя все приведенные описания древнего народа свойственны финнам, тем не менее, существует большое совпадение местных преданий с известиями саг о биармах.
Отождествляя древнее население Севера с биармами, а последних – с карелами и, используя топонимические данные, позднее он доказал, что прибалтийско-финские племена жили когда-то не только по Северной Двине, но и по Мезени.
На основании всех этих данных, Кастрен сделал вывод, что древние обитатели Двинской земли, чудь по народным преданиям, по летописям – Заволочская чудь, в сагах – бьярмы, были не только финского происхождения, но «самые настоящие финны».
Далее, установив по А. Шёгрену положение Заволочья, Кастрен развивает мысль о местонахождении Биармии и приходит к окончательному выводу: «Стало быть, Заволочье совпадает с так называемой Биармией скандинавов, потому что, сколько бы скандинавские саги ни выражались неопределенно о границах Биармии, не подлежит сомнению, что по Двине лежала значительнейшая часть той страны. Именно сюда стремились викинги с целью грабежа, здесь нашли они народ, богатый золотом и разными сокровищами».
Однако, как выяснилось позже, это было не окончательное мнение Кастрена о Биармии. По его словам, большинство писателей, говоривших о Биармии, основываясь на сходстве слов Биармия и Пермь, сделали один народ из биармийцев и пермяков. На это, говорит Кастрен, они имели право потому, что древняя Биармаландия заключала в своих пределах Пермскую область, или все пространство от Белого моря до берегов Камы. А что это население состояло из финнов, доказывается скандинавскими сагами, именно сказанием Оттара и сагой о Карли и Торере Собаке, которые утверждали, что язык биармийцев походил на финский и, более того, у биармийцев был бог Jumal. Даже одно это название бога, считал Кастрен, указывает на принадлежность биармийцев к финскому племени, ибо из всех так называемых чудских племен только у финнов бог назывался Юмала. Стало быть, заключил он, принадлежность биармийцев к финскому племени несомненна.
Другой финский ученый, археолог Иоганн Рейнгольд Аспелин (1842–1915), продолжил начатое Кастреном дело, но пошел дальше, опираясь на лингвистические и этнографические аргументы своего соотечественника и собственные археологические находки.
Путешествуя по Пермскому краю, ученый не мог упустить возможности поинтересоваться чудскими древностями, о которых он был прекрасно осведомлен из трудов своих предшественников. Археологические находки на севере России позволили Аспелину подтвердить существование торгового пути, по которому волжские булгары ходили с товарами в Чердынь через Красноуфимский, Кунгурский и Пермский уезды на северо-восток. По-видимому, ему же принадлежит пальма первенства в подаче идеи о проникновении восточных (персидских) изделий в Пермский край не через Каспийское море, по Волге и Каме, а совершенно по другому пути: мимо Аральского моря, степями, а затем – по Иртышу, Туре и Тавде. Самое важное, после своего путешествия профессор Аспелин категорически заявил, что Биармия, «бывшая доселе ничем не подтвержденной гипотезой, в результате упомянутых выше археологических открытий становится бесспорным фактом».
