Г. Риго. Испанский король Филипп V, внук Людовика XIV.
Более деликатным образом проявили свою радость девицы из Сен-Сира:
[60] испросив высочайшего согласия на визит, они приветствовали своего покровителя пением кантаты, слова которой сочинила настоятельница этого знаменитого монастыря мадам де Бринон, а музыку, важную и нежную, как того требовало событие, написал Люлли. Это было знаменитое «Боже, храни короля…».
Говорят, один проезжий англичанин обратил внимание на эту вещицу и перевез в свою страну, где она настолько полюбилась, что превратилась в национальный гимн. Странно: неужто и впрямь своим «God save the King»
[61] наши соседи обязаны свищу Людовика XIV?
Кольбер работает
Один из современников описывает его угрюмцем. Глубоко посаженные глаза и густые брови «придавали его лицу суровость; на первый взгляд оно казалось сердитым и неприятным».
К нашему жанру «истории с маленькой буквы» такая серьезная и внушительная особа должна, казалось бы, иметь лишь отдаленное отношение. Но изданная герцогом де Люинем переписка великого министра (из обширных архивов замка Дампьер) изобилует столь красочными и столь характерными деталями, что даже скучнейший из историков найдет себе там, чем поживиться.
Письма эти относятся к той поре, когда Кольбер (родившийся, как известно, в Реймсе в старом домишке, пощаженном временем и немецкими пушками, у скромного суконщика, торговавшего под вывеской «Длинное платье») сумел после нескольких лет учебы у некоего банкира попасть в дом кардинала Мазарини. Тот «раскусил» Кольбера и поручил ему ведение своих дел.
Кольберу было тогда 35 лет, и он мужественно принялся распутывать самые головоломные из существовавших когда-либо на свете счетоводческих книг. Задача неблагодарная: Мазарини был транжирой; в одно и то же время расточительный и жадный, расчетливый и неосмотрительный, он спекулирует, входит в долги, скопидомничает, торгуется… Сегодня — богач, завтра — без копейки, он скупает все на свете: шелка, герцогства, должности, ковры, зерно, корабли, скот, драгоценности, армии, мебель и аббатства. Сохраняя хладнокровие под этим шквалом, Кольбер ухитряется залатать дыры и успокоить заимодавцев; если касса пуста, он платит из собственного кармана и даже занимает деньги у своих друзей. Он шлет своему господину краткие и точные отчеты, черновики которых, написанные убористым, мелким почерком на случайных листочках без полей и красной строки, с помарками и вставками на заботливо приклеенных бумажонках, выдают привычку человека экономного, знающего цену всему. Никакого красноречия — только факты, счета, отчеты о хозяйстве, советы, предостережения, политика, финансы…
Кольбер вникает во все. Он выручает кардинала из самых компрометирующих ситуаций. Он оплакивает прискорбное состояние торговли и ремесел. Он мечтает о создании королевского флота, что обеспечило бы превосходство Франции на море. Он берется за наиболее трудные экономические проблемы, но при этом следит за мелочами, даже за урожаем фруктов, что собирают в саду кардинала для приготовления варенья в подарок королеве: «Я распоряжусь поместить их в большие фарфоровые миски, так будет лучше всего». Его заботят и выращиваемые в Венсенне телята: «Я очень тревожусь, как бы они со временем не похудели», и сам пишет в Рим, «чтоб получить совет, как выхаживают молочных телят». Он печется и о курах Его Преосвященства: «Они сейчас в прекрасном виде, и думаю, будут чрезвычайно вкусны, как и вольерные голуби». Одновременно он видит насквозь темные махинации Фуке и вовремя спасает монархию от грозящей ей в этой связи опасности.
Как известно, Мазарини перед кончиной «завещал» своего преданного слугу Людовику XIV, дав ему поистине блестящую рекомендацию: «Государь, я обязан Вам всем. Но я рассчитался полностью, оставляя Вам Кольбера».
Нет нужды долее распространяться о чудесах, которые сотворил сын реймского суконщика на королевской службе. Достаточно вспомнить: государственный доход к моменту вступления Кольбера на пост контролера финансов составлял 89 миллионов; долг, старый, со времен правления Валуа и растущий, как снежный ком, отнимал более половины, так что на самом деле правительство располагало лишь 37 миллионами, цифра в наши дни смехотворная. К моменту смерти Кольбера доход вырос до 105 миллионов, дефицит снизился до 32 миллионов.
Испытав этого образцового слугу и убедившись, что искать более умелого было бы глупо, Людовик XIV взвалил на него всю работу. Получилось, что Кольбер превратился в ангела-хранителя сразу всех министерств, за исключением военного: финансов, искусств, общественных работ, торговли, ремесел, морского, земледелия и министерства колоний. Раньше все эти службы существовали лишь в зачатке, создал их он сам. При такой нагрузке другой на его месте умер бы уже через полгода, он же, играючи, успевает все и во всем добивается успеха непонятно, каким образом. Но даже и эта чудовищная масса работы не утоляет его жажды деятельности. Вот тут-то наш сюжет и внедряется в область «малой истории».
Прежде всего нужно сказать, что Кольбер вовсе не отличался выдающимися способностями, а его образование было поверхностным. Стало быть, дело в таланте? Разумеется, он был талантлив, но ни он сам, ни другие этого, скорее всего, не сознавали. «Природа не была к нему благосклонной», — писал аббат де Шуази.
[62] Исключительное качество этого королевского «слуги на все руки» состояло в невероятном трудолюбии. Все было достигнуто лишь трудом и собственными усилиями.
Это тоже мало что объясняет, тут надо почувствовать, из какого цемента, из какой стали он был сделан. Хотя вовсе не из цемента и не из стали: напротив, это был самый обыкновенный, не очень здоровый человек, страдавший подагрой, желудком, приступами печени (от которых спасался хиной) и прочими неприятностями, вызванными капризами внутренних органов. Благодаря его знаменитому историку де ла Ронсьеру мы знаем, какого он придерживался рациона: утром кусочек смоченного в бульоне хлеба, вечером протертый суп или курица. При таком столе многие сиятельные персоны сочли бы тяготы министерского поста просто бессмысленными! Что же до сна, о нем нет и речи: «хроническая бессонница» — гласил диагноз. В самом деле, как уснуть, когда грандиозные проекты и безотлагательные заботы без конца шевелятся в мозгу?
Думаю, ни один хроникер из тех, что рассказали нам множество историй о придворных праздниках, о блиставших там элегантных кавалерах, ни разу не упомянул имя Кольбера. В том дивном, волшебном — им создаваемом! — Версале, где роют бассейны, громоздят горы мраморов, сажают деревья, разбивают цветники, существовала где-то уединенная комнатка. Здесь склоненный денно и нощно над бумагами, переутомленный и встревоженный Кольбер рвет на себе волосы, силясь выкроить те самые миллионы, что шли на оплату всех этих безумств. Он обязан пополнять дырявую корзину своего господина и, сетуя, он делает это. «Знаете ли вы так же хорошо, как я, человека, с которым мы оба имеем дело? Знаете ли вы его пристрастие к эффектам, оплаченным любою ценой?» — пишет он в одном письме. Он снова строит столбики из цифр, он регистрирует депеши, сам сочиняет ответы и собственноручно делает длинные выписки из всех отчетов, считая, что благодаря этим копиям «будет легче вникнуть в существо дел, о которых идет речь».
