Стремление к господству никогда не проявляется топорно. Здесь работают более тонкие механизмы. Создать вокруг себя ореол праведника – тоже задача не из простых. Не только государственный правитель желает снискать у народа звание справедливого и честного, но и алчный человек. «Вы упрекаете меня в богатстве? – разведет он руками. – А вы вообще знаете, сколько я трачу денег на благотворительность?» И не придерешься ведь. Занимаясь благотворительностью, можно совершать какие угодно злодеяния – это как получить неограниченные полномочия. Весьма удобно. И главное, обеспечено господство над умами, со званием «человек года» в придачу.
Монтень в «Опытах» писал: «От всякой возни с богатством отдает алчностью; ею отдает даже от его расточения, от чрезмерно упорядоченной и нарочитой щедрости; оно не стоит такого внимания и столь докучной озабоченности. Кто хочет расходовать свои средства разумно, тот постоянно должен себя останавливать и урезывать. Бережливость и расточительность сами по себе – ни благо, ни зло; они приобретают окраску либо того, либо другого в зависимости от применения, которое им дает наша воля».
Все-таки желание к накопительству – обременительная вещь. Мало того что это желание никогда не угасает, а лишь только разрастается, так ведь еще и появляются заботы о том, как бы свое состояние сохранить. Время, надо сказать, непредсказуемое – причем как сейчас, так и всегда. Глядишь, найдется пройдоха-обманщик, который лишит тебя накопленного капитала. А что потом делать? Как быть? Расставаться с ним плачевно.
Видимо, умно поступал Диоген, когда все свое носил с собой. Ему, в общем, нечего было и терять – даже дома и того не было. В конечном счете, не назовешь же бочку ценным предметом!
Или Сократ – тоже человек весьма скупой в своих желаниях, – когда прогуливался по рынку, весьма по-философски замечал: «Сколько вещей, которых я совсем не желаю!» Монтень по этому поводу сказал: «Для алчности, судя по моим наблюдениям над повседневною жизнью, нет большей помехи, чем сама алчность: чем она беспредельнее и ненасытнее, тем меньшего достигает. И обычно она гораздо быстрее скапливает богатства, когда прикрывается личиною щедрости».
3
«Богатые тоже плачут» – очень точная фраза. И, что важно отметить, они плачут «тоже», но не «так же». Разумеется, нет таких весов, которые могли бы сравнить тяжесть этих страданий, но то, что богатым каждый день приходится думать о своих вещах, добавляет их страданиям значительности. Впрочем, не только богатые склонны к накопительству, но и, как бы их назвал Маркс, буржуа… Или мещане, филистеры – словом, как их только в истории не называли. Этот средний класс, привыкший откладывать свои деньги, чтобы в радостный момент своей жизни съездить в большой супермаркет и сделать основательные закупки.
Думаете, их не снедает наш порок? Еще как! Возможно, даже сильнее других, ибо только про них можно сказать: ваша жажда никогда не будет удовлетворена по причине недоступности конечной цели. Попросту говоря, к власти мещанин прийти не может – далек он от этих дел, хотя, может, очень бы хотел. К огромному богатству так же далек. Стало быть, алчность его неуемна – и в желаниях, и в страстях, и в других пороках.
Одну из своих «Ксений» (сатирических эпиграмм) немецкий поэт Гёте так и назвал: «Филистерам».
Глядя на бабочек,
вспомните гусениц:
вашу капусту
сильно попортят они,
чуть ли не с блюда украв.
Чтобы понимать: филистер, мещанин, буржуа – это человек, зацикленный на материальной стороне жизни. Флобер, например, в красках описал поведение таких людей в известном романе «Мадам Бовари». Не знаю, зачитывался ли кто-нибудь этим романом до слез, до волнительного переживания, до трагического осознания бренности жизни, но роман этот написан совсем для других целей. И сам Флобер, когда писал его, смеялся над тем, как точно обрисовал примитивное поведение Эммы, главной героини, ее стремление жить по канонам романтической литературы, ее фантазии на тему красивой жизни, и все это на фоне абсолютного морального упадка! Попробуйте перечитать этот роман еще раз, только с мыслью, что все написано там иронично. То есть несерьезно, лукаво, игриво. И даже ее самоубийство – это не драма отдельно взятой женщины, а карикатура на литературу, в которой всякий раз кто-нибудь норовит самоотверженно покончить с собой. Вот такие люди, живущие мечтами, алчут занять положение повыше, не имея к этому никаких предрасположенностей. Отсюда и происходит слово «пошлость», то есть примитивность вкусов, их искусственность, китчевость. Пошляк алчет того, чего и сам не знает, просто потому, что это считается престижным. И смотрит на искусство аналогичным образом: если люди о нем говорят, значит, в нем есть определенное значение. Однозначно есть. Нет никаких сомнений!
Хорошо сказал Набоков: «Маркс назвал бы Флобера буржуа в политэкономическом смысле, а Флобер Маркса – в духовном; и оба не ошиблись бы, поскольку Флобер был состоятельным человеком, а Маркс – мещанином во взглядах на искусство».
4
И все-таки, если не быть столь уж строгими и обойтись без назиданий, присущих, к слову, именно мещанской душе, то можно в алчности найти и позитивные моменты. Во всяком случае, подойдя к вопросу беспристрастно. Вот Гоббс в своем «Левиафане» писал: «Жадность к большому богатству и честолюбивое стремление к большим почестям есть нечто почетное, ибо они признаки могущества. Жадность и честолюбие, направленные на ничтожные приобретения или незначительные продвижения по службе, позорны».
И кто возразит, что жадность к богатству не играет временами на пользу человечеству?
Нет? Не верите? Думаете, деньги все-таки являются злом и не приводят ни к чему хорошему?
Тогда давайте обратимся к голой статистике. Вернее, обратимся не мы, а знаменитый социолог Макс Вебер, автор книги «Протестантская этика и дух капитализма». С его легкой руки мы узнали, что протестантские страны, в которых дух экономической свободы стал одним из краеугольных камней религиозной системы, опередили по своему развитию католические. Конечно, можно поразглагольствовать на тему – а что такое развитие? Мол, цивилизации развиваются по своему пути и нет никакого единого прогресса для всех. В общем, эти сказки мы слышали много раз, и даже в каком-то смысле поверили в них, поэтому спорить себе в ущерб не будем. Но опять же, если обратиться к беспристрастной статистике по экономическому росту – к, так сказать, голым цифрам, – то на примере Америки легко в вышеозначенном тезисе. Протестантская Северная Америка создала едва ли не самую сильную экономику в мире (впрочем, это скорее риторическое допущение за неимением истинных критериев оценки экономик мира; а есть ли они вообще?), а Южная Америка, кажется, не очень-то к этому стремилась. Показатели налицо. Хочешь жить комфортно? Тогда жажда наживы отнюдь не мешает!
